Ни чаек, ни любовных парочек в это время не встретишь. Амстердамцы видели в теплых постелях десятый сон. Мне казалось, что кроме ночных стражников по дождливому городу шлялся один только Корнелис Зюйтхоф — в поисках чего? Я честно спросил себя: а что, собственно, гнало меня на свидание с ней? И вынужден был признать: не только сочувствие к эксплуатируемой девушке, но и ее красота. Оказывается, подозрения Корнелии были не столь уж и безосновательны.

Я видел перед собой устремленную в небо громаду Башни Чаек, однако Луизы нигде не было. Часы на здании церкви пробили полночь. Я обошел башню чуть ли не впритык к ее стенам, потом стал ждать. Может, Луиза просто опаздывает.

И вот, спустя минуту или две, я разглядел темный силуэт, приближавшийся к башне. Фонаря в руках загадочного пришельца не было, и я не мог определить, кто он. Вскоре я убедился, что это женщина в платье служанки в надвинутом на лицо капюшоне. Стало быть, Луиза и на сей раз избрала прежнее обличье.

Я вышел из тени и направился навстречу. Я уже хотел произнести слова приветствия, но они застряли у меня в глотке — возникшая из тьмы особа была явно высоковата для хрупкой Луизы ван Рибек!

— Ну что же ты, мазила несчастный? Не ожидал небось?

Голос показался мне знакомым, я не сомневался, что мне уже приходилось его слышать.

Стоило этому субъекту подойти ближе, как я, разглядев протянувшийся через всю правую щеку шрам, вспомнил августовский субботний вечер, когда на меня напали поблизости от Лабиринта. Передо мной стоял вожак шайки нападавших, переодетый в женское платье. Судя по его довольной физиономии, он был рад этой встрече.

— На этот раз на везение и не надейся, мазила! В такую погоду ночью тебе уже никто не придет на выручку.

Отбросив капюшон, он медленно подошел ко мне вплотную. Небритая рожа гротескно контрастировала с одеждой служанки. Он напомнил мне одну из потешных фигур, виденных мной в Лабиринте. Я даже рассмеялся, несмотря на трагизм своего положения.

— Давай-давай, веселись! Сейчас тебе будет не до смеха! — угрожающе рыкнул пришелец. — Погляжу, как ты будешь смеяться, когда я твои косточки пересчитаю!

Поспешно поставив фонарь, я выхватил нож, тот самый, что достался мне в схватке с ними. Но мой противник оказался проворнее, и вскоре я застонал от удара невесть откуда взявшейся у него короткой дубинки. Удар пришелся в область кисти правой руки, но боль пронзила руку до плеча. Взвыв как пес, я невольно выронил нож.

Когда рука бандита с дубинкой поднялась для нового удара, я понял, что нужно действовать. Ну ничего, сейчас я тебе докажу, что уроки Роберта Корса не прошли для меня даром. И применил прием, освоенный мной в школе единоборств. Я хорошо помню, что в свое время убил на него полдня. Превозмогая отчаянную боль в правой кисти, я изо всех сил заехал по руке нападавшего кулаком, лишив его возможности нанести удар. В первое мгновение он растерялся, и я не замедлил воспользоваться этим. Обеими руками схватившись за дубинку, я рванул противника на себя.

Дубинка оказалась в моих руках, и я уже размахнулся, чтобы сразить бандита его же оружием, но вдруг у меня за спиной раздался неясный шум. Какой же я идиот, мелькнула мысль, не позаботился о надежном тыле! В следующую секунду затылок взорвался острой болью, и я рухнул наземь. Разумеется, негодяй со шрамом явился сюда не в одиночку.

С трудом подняв голову, я увидел прямо перед собой физиономию красноносого. Тот, ухмыльнувшись, взял на изготовку дубинку, такую же, как и у его дружка. Тут в поле зрения появился и третий мой знакомый — лысый. В руках он сжимал пистолет с длиннющим дулом.

Теперь я перетрусил по-настоящему. Да, прав был бандит со шрамом — тут уж мне никто не придет на выручку. Меня сцапали трое, их намерений я не знал. Одно не внушало никаких сомнений: речь шла никак не о мести за позорный для них итог прошлой встречи. И уловка с письмом — лишнее тому свидетельство. Нет, инициатива исходила не от них, самим им до такого не додуматься.

Вожак поднял упавшую дубинку и хорошенько ткнул ею мне в бок. Я готов был завопить, но сдержался.

— Ну что же ты лежишь как мешок и не обороняешься, художник? Я бы с удовольствием поучил тебя уму-разуму.

— А может, тебе самому у меня стоит кое-чему поучиться? — прохрипел я в ответ.

— Чего? — не понял бандит. — Что ты там мелешь, мазила?

— Век живи — век учись! Вот так-то!

Негодяю понадобилась секунда-другая, чтобы понять — над ним издеваются. И по его зловещему молчанию стало ясно, что я раззадорил его не на шутку.

Я и сам не мог понять, отчего стал провоцировать его. Злость на свое легкомыслие обратилась в холодную ярость. Нет, дружище, если ты считаешь, что я от страха в штаны наделал, то здорово ошибаешься.

Рявкнув что-то нечленораздельное, бандит со шрамом на щеке бросился ко мне. Он уже занес ногу для удара, но я, вспомнив уроки Роберта Корса, изловчился схватить его за вытянутую ногу и что было сил крутанул. Бандит, взвыв от боли и изумления, не устоял и упал на землю рядом со мной.

Первой мыслью было бежать прочь, воспользовавшись паникой в стане неприятеля, но тут же я понял, что подниматься ни в коем случае нельзя — лысый тут же уложит меня из пистолета. И я, не поднимаясь, покатился по земле, пока не наткнулся на что-то твердое, — это был ствол дерева.

Вскочив на ноги, я увидел вспышку, в следующую секунду что-то грохнуло. И тут же в паре дюймов от меня в ствол ударила пуля. От ужаса я застыл на месте. Сердце готово было выскочить из груди, к горлу подобрался отвратительный комок. Но, увидев направлявшегося ко мне красноносого с дубинкой в руке, я мгновенно овладел собой и бросился наутек.

Преследователи кинулись за мной. Я чувствовал, что они наступают мне на пятки, и несся вперед так, как еще никогда в жизни. Слишком поздно я сообразил, что в этой темноте утратил ориентировку, и в результате бежал прямо к Принсенграхт. Стоит мне сейчас остановиться, как красноносый тут же сцапает меня. И я, в надежде уйти от преследования, предпринял отчаянную попытку — вскочил в одну из стоявших у берега канала лодок.

Я едва не упал — лодка ходуном заходила по воде после моего прыжка. Махая руками, словно безумец, я все-таки устоял на ногах. Но тут лодка внезапно накренилась, и я упал в холодную воду канала Принсенграхт.

Наглотавшись воды, я возблагодарил своего родителя, еще в детстве обучившего меня нехитрой премудрости плавания. Благополучно выплыв на поверхность, я убедился, что барахтаюсь в воде неподалеку от берега рядом с лодкой, которой намеревался воспользоваться. Но ее занял некто. Некто в разбитых сапожищах и с дубинкой в руке. Красноносый. Его рука поднялась вверх, чтобы нанести мне удар.

Набрав в легкие побольше воздуха, я уже собрался нырнуть, но в этот момент на голову мне обрушился страшный удар. Показалось, будто череп разлетается на тысячу кусочков. И я полетел во тьму.

Я бежал, продираясь сквозь лесную чащобу, огибая корявые стволы вековых деревьев, угрожающе простиравших ко мне суковатые ветки. Иногда мне удавалось увернуться от них, иногда нет, и ветви больно стегали меня полипу, по спине, по ногам. И вот я, не в силах устоять на ногах, растянулся, больно ударившись о неестественно твердую лесную землю. И снова ветки тянулись ко мне, норовя задеть кривыми сучьями, разрывая одежду, и мне мерещилось, что еще немного, и они разорвут меня самого. Ценой нечеловеческих усилий высвободившись из их цепких объятий, я, пошатываясь, поднялся.