По возвращении что-то заставило его дочитать статью в музыкальном журнале, и бешенство поглотило его без остатка.

“Честно говоря, в школе от учителей я не узнал ничего полезного. Ни хуя. Скажу больше, они не жалели сил, чтобы подорвать мою уверенность в себе. Я видел свое призвание в музыке… а там занимаешься полнейшей ерундой… тем, что делать не хочешь, и не получается толком. В школе они видели в нас заводское мясо. Потом, когда заводы позакрывались – будущих жертв безработицы и слушателей бесполезных программ обучения молодежи. Мне досталось два приличных учителя, по английскому и ИЗО. Только они обращались со мной как с человеком. Во всем остальном школа была для меня концлагерем, где всем заправляли слабые, тупые, безнравственные дрочеры. Полные ебанаты”.

Блэк ожидал какого-то одобрения. А получил лишь презрение и оскорбления. Он вырезал уязвивший его абзац, спрятал в кошелек, и сколько бы ни перечитывал его, каждый раз в нем непременно вскипала ярость. Здесь, в забитом кафе в Южной Флориде, укрытый навесом от изнуряющей жары, он испытал позыв освежить память. Наверняка этот Эварт шутил; так называемая ирония и неприятие государства, пользующиеся спросом в подобных изданиях, где правят бал сатанинские прохиндеи из мультинациональных медиакорпораций. Лихорадочные мысли Блэка устремились в прошлое: лица и даты соединились вместе. Упомянутый учитель ИЗО – как пить дать шлюха Слейвен, в короткой юбке и с сиплым голосом: она сама не сознавала, что ее “популярность” основана на гормональном балансе мальчишек. А может, наоборот, отдавала себе полный отчет.

“Как могут школьницы не беременеть толпами, если им подает пример шлюховатая учительница?”

Учитель английского -должно быть, Кросби. Сидел в учительской, вещал, агитировал; куда ни пойдет, везде сеял циничные раздоры.

“С этим троцкистом я пару раз сталкивался лбами… проблемный товарищ”.

Вроде этого Карла Эварта. Не разбойник, скорее смутьян. Наделенный лицемерной способностью воспламенять недалеких учеников собственным упертым бунтарством. Помнится, он водил компанию с тем пацаном, который погиб. Блэк от лица школы пошел на похороны (безвкусная гражданская служба в крематории). Бывший ученик почил в бозе. Смерть его прошла бы незамеченной, и никто не проводил бы его в последний путь, если бы мисс Нортон не сказала в учительской, мол, она слышала, что парень, упавший с моста Георга IV из-за дурацких пьяных игрищ, учился у них.

Он стал выяснять подробности. Очередное пустое место: бедный, незаметный никчема. Как могут ученики чувствовать связь со школой, верить в нее, если никто даже не вспомнил, что этот парень здесь учился? Школа плевала на таких, как этот подросток, Гэллоуэй, а в ответ те плевали на школу. Вот как обернулось: самодовольство, леность, нехватка веры, отсутствие стандартов привели к плачевному итогу – секуляризации образования.

А теперь, сидя в “Ньюс-кафе” на Саут-Бич в Майами, не замечая бредущие мимо толпы народу, Альберт Блэк смятенно вспоминал, где недавно видел имя Карла Эварта. Оно было написано на громадном плакате в подвальной комнате его внука, Билли! Большой изукрашенный логотип бросился ему в глаза во время короткого путешествия по подземному лабиринту под домом:

н-син

Так себя называл Карл Эварт: Н-СИН. Вряд ли Эварт знал, что это отсылка к энсину* Чарльзу Эварту, здоровому шотландцу, который стал героем битвы при Ватерлоо, в одиночку захватив французский штандарт с орлом. Скорее всего он подцепил это слово, проходя мимо или сидя внутри грязного паба на Королевской Миле, который эксплуатирует имя храброго солдата.

* Энсин – воинское звание, примерный аналог сержанта. – Примеч. пер.

Карл Эварт. Миллионер, а ведь он диск-жокей. Значит, он ставит песни, скорее всего на радио. Как можно заработать миллионы, включая чужую музыку? Блэку вдруг захотелось узнать. В статье еще говорилось, что Эварт “делает ремиксы” записей других артистов. Так теперь называют друг друга люди, которые сочиняют подобную дрянь. Надо думать, эти самые “артисты-песенники” записываютсвои произведения, банальные инструментовки, а Эварт и ему подобные переделывают материал, добавляя жуткие звуковые эффекты и кошмарные барабанные ритмы, которые теперь льются отовсюду. В журнальной заметке Эварт высокопарно говорил о своей работе как о “революционной”. То есть вот этот долбящий, монотонный грохот, заполонивший все вокруг, который еще хуже, чем визгливые электрогитары и голоса, овладевшие миром раньше. Вот она, суть революции Эварта: взять что-нибудь мерзкое и жуткое и ухудшить. Альберт Блэк слышал эту нечестивую долбежку повсюду в Майами-Бич: из двориков модных гостиниц и из дорогих машин, за рулем которых сидят эксгибиционисты, из спальни собственного внука. Он спросит у Билли про Карла Эварта, когда вернется домой. Может, хоть так получится перекинуть между ними мостик.

Эварт тоже пришел на похороны Гэллоуэя. Кто был с ним? Боксер Биррел и этот дурень… как там его звали… Лоусон: идиот, опозоривший школу, когда его арестовали за футбольное хулиганство. Лоусон. Его и другого лопуха с очень неподходящим именем Мартин Джентльмен полиция выволокла со стадиона “Истер Роуд”, и по телевизору на всю страну показали, как их ведут. Газеты, упомянув название школы, еще больше бросили тень на ее доброе имя. Альберт Блэк видел все своими глазами. К счастью, Лоусон к тому моменту уже бросил учебу, но когда Блэк позвал Джентльмена на школьное собрание, крупный и недалекий подросток исторг из помойного рта дерзкую брань и тоже ушел из школы, присоединился к Лоусону, к жизни, наполненной преступлениями и развратом. Туда ему и дорога.

Лоусон, богохульник. Он переделал “всегда смотри на Иисуса, он тебя поведет” в “всегда смотри на Иисуса, он тебя подведет”, сопровождая слова громкими звуками, похожими на испускание газов. Эта фраза лесным пожаром разнеслась по всей школе. Альберту Блэку, хоть он и был пуристом во всем, что касается псалмов, пришлось выкинуть из списка один из своих любимых гимнов.

Колено учителя на пенсии привычно щелкнуло, когда он с юношеской беспечной энергией поднялся и пошел в магазин “Ньюс-кафе”, где зарылся в журналы, пока не нашел нечто под названием “Миксмаг”. Внутри была фотография Эварта, с молочно-белой шевелюрой, уже слегка поредевшей. Он выглядел задумчивым и местами даже интеллигентным. Размышлял и сосредотачивался перед грядущей конференцией диджеев в Майами.

“Майами?”

Вот уж нет. Но бывают же странные совпадения. Билли, его внук, фанатеет от Карла Эварта. Блэку это казалось нелепицей. Собственный внук, причем живущий в Америке: последователь бесчинствующего клоуна из Западного Эдинбурга! В странном мире мы живем. Блэк нашел даты проведения конференции. Эварт сейчас в Майами! “Эварт. Здесь, рядом”.

Блэк уставился в небеса. Над ним раскинулась чистая синева, и он ощутил, как его старая плоть дрожит от предвкушения. Нельзя отбрасывать вероятность направляющей длани божественных сил. Больше сказать, для столь невероятного совпадения сложно- найти иную причину. Альберт Блэк тут же решил пойти на конференцию, поговорить с Карлом Эвартом и просить, нет, потребовать, чтобы тот объяснил свои оскорбительные высказывания. Ведь чем-то же школа помогла ему добиться успеха, хотя бы и такого похабного, как этот. Блэку вдруг отчаянно захотелось выяснить, где и когда будет проходить конференция. Подумалось, что Эварт может выступить там с речью, как не раз приходилось ему самому (перед равнодушными слушателями, под шелест тихих разговоров) на ежегодной конференции образовательных учреждений Шотландии.