И, когда у него, из-за аллергии на солнце, нашли рак, я была рядом. Наверное, тогда немого раздражала своей навязчивостью, но благодаря ней не давала тогда десятилетнему мальчику думать о плохом. Под любыми предлогами пыталась ускользнуть от мамы и встретиться с ним, чтобы проверить самочувствие. Узнать все ли лекарства он пил и поинтересоваться, как он питался. Когда узнала, что он плохо ел, стала его кормить с ложки. Его это злило. Парень говорил, что не калека и сам может поесть.

«Но ведь не ешь» — возмущалась я тогда своим детским голоском. — «А тебе нужно нормально питаться. Чтобы поскорее выздороветь и жениться на мне. Я же жду. Поэтому, давай ешь. Ну? Давай-давай. Я не уйду пока не съешь все».

Тогда парень забирал у меня ложку и довольно быстро все уплетал и чуть ли не с набитым ртом говорил:

«Съел, а теперь уходи».

«Неееет» — я улыбалась. — «Я не уйду. Давай посмотрим мультики, а то ты вообще выглядишь скучающим. Сидишь тут с кислым выражением лица. Мне мультики помогают».

После этого последовало два часа мультиков про принцесс. С какой же ненавистью тогда на меня смотрел Чезаре и как же рьяно он у меня пытался забрать пульт, чтобы выключить телевизор. Но, главное, больше не выглядел пустым.

Наша жизнь ненормальная. Непростая. Не такая, как у обычных детей, но мы друг друга вытаскивали из ада. Иногда грубо. Временами, жестко. Но ни мне, ни ему не нужна была жалость. От нее плохо. От нее веет слабостью. А нам нужна была решительность. Сила.

Чтобы позже послать весь мир к чертям. Он нам не нужен. Мы сами друг для друга целые миры. Не такие как все. Иные. Но однажды нашедшие друг друга. И я хотела, чтобы мы остались вместе навсегда, а, получив кольцо от Чезаре, радовалась, ведь понимала, что моя мечта сбылась.

Вот только, когда парень уезжал в аэропорт, а я все еще стояла на улице, сжимая маленькую коробочку в руке и провожая его машину взглядом, еще не понимала, что вскоре нам придется расстаться. Почему? Не понимала. Дальнейшие воспоминания были закрытыми, но отдаленно чувствовала, что, после возвращения парня в Рим, я верну ему кольцо.

— Мариса, — словно издалека я услышала голос Чезаре. Кажется, он сжимал мою ладонь в своей, одетой в перчатку. — Ты меня слышишь? Что с тобой?

Я резко открыла глаза. Шумно дышала и лихорадочно оглядывалась по сторонам. Только спустя некоторое время поняла, что находилась в машине Чезаре, которую он припарковал около тротуара.

Парень одной ладонью все еще сжимал мою, а второй поддел подбородок. Сжал его, заставляя успокоиться и посмотреть на него. Его глаза смотрели прямо в мои. Будто в зрачках пытались рассмотреть мою душу. Ее состояние.

А я все еще задыхалась. Ловила воздух губами, но не могла сделать ни одного вдоха. В какой-то момент вырвалась и, сжимая ладонями его рубашку, впилась своими губами в губы Чезаре. Больно. Я ударилась своими зубами о его. Кажется, настолько сильно, что тут же почувствовала кровь на языке от небольшой ранки, появившейся на губах, но не отстранилась. Уже теперь Чезаре целовал меня. Жестко. Безумно. Так, что душу выворачивало наизнанку и губы пылали, сердце взрывалось от того, как его язык сплетался с моим, пробираясь в мой рот. А я именно в этом нуждалась, ведь всю трясло от тех воспоминаний, которые я еще не получила, но душой, чувствовала, что будет больно.

Чезаре не отстранился от меня, но поцелуй прервал, давая мне возможность сделать глубокий вдох, наконец-то наполняя легкие воздухом. Но я все равно еще дышала рвано. Прерывисто. При этом, чувствуя, как меня всю трясло.

В машине слишком внезапно стало невыносимо душно и так неистово захотелось открыть окно, чтобы потянуться за свежим воздухом, но я замерла. В этой близости не смогла отвести взгляда от Чезаре. Смотрела на него и теперь, подпитываемая взрывающимися у меня в голове отголосками воспоминаний и нашим общим прошлым, будто бы видела его совершенно другим. Не таким, как буквально еще вчера, но из-за сильной головной боли и того, как лихорадило тело, я не могла ухватиться за собственные мысли и впитать их в себя, чтобы полностью принять все то, что вспомнила.

Чезаре положил ладонь на мою щеку, кожу на которой тут же обожгло холодом перчатки, и скользнул взглядом по моему бледному лицу.

— Что ты вспомнила? — спросил он. Сейчас вновь смотрел прямо мне в глаза.

— Много чего, — я сделала несколько глубоких вдохов, после чего откинулась на спинку сидения, отстраняясь от парня. Потерла лицо ладонями и сказала: — У меня голова сильно болит. Готова убить за обезболивающее.

Краем сознания понимала, что теперь говорила немного иначе. Это заметил и Чезаре. Он отстранился от меня и опять завел машину, но при этом я увидела, что один уголок его губ был немного приподнят в небольшом намеке на улыбку.

Парень отвез меня обратно к себе в особняк. Отвел в мою спальню и сам куда-то ушел. Горничная принесла обезболивающего, но уже вскоре так же пришел врач, которого, судя по всему, вызвал Чезаре. Этот мужчина меня осмотрел и сказал, что все хорошо, но я нуждалась в отдыхе. В этом я с ним была полностью согласна. Хотелось лечь на кровать, закрыть глаза и провалиться в глубокий сон. Эти воспоминания изматывали не только морально, но и физически, поэтому, будучи полностью уставшей, я уже скоро отключилась.

***

Когда я проснулась, больше не было головной боли. Самочувствие казалось отличным, но я все равно некоторое время лежала с закрытыми глазами. Было тяжело и я чувствовала внутреннее нагнетание. Ощущение того, что мое сознание перестраивалось и из-за этого я металась между собственными мыслями. В бардаке, который творился в моей голове, было ужасно сложно разобраться.

Когда открыла глаза, поняла, что уже наступила ночь. В комнате темно и виднелся лишь тусклый свет, исходящий от экрана планшета, который держал Чезаре. Сам парень сидел в кресле и, судя по всему, опять работал.

— Уже проснулась? — Чезаре отвел взгляд от планшета и посмотрел на меня. — Как ты?

— Если не считать всей чертовщины, которая творится в моей жизни, то можно считать, что просто замечательно, — я потянулась, после чего села на кровати, сбрасывая с себя одеяло. — Я хочу поговорить с тобой.

— Говори.

Я предложила немного прогуляться, ведь хотела подышать свежим воздухом и вот, когда мы под ночным небом ходили в саду, сказала:

— Я очень много вспомнила. Например, то, что ранее ты собирался жениться на мне, когда мне исполнится восемнадцать. Даже кольцо мне подарил, — я взъерошила волосы. — Но я все еще не понимаю, что произошло потом. Почему я оказалась в Венеции и, судя по всему, отношения у меня с тобой испортились.

Я остановилась и упрямо посмотрела на Чезаре.

— Расскажи мне все. Сейчас расскажи. Я не прошу. Требую, — с этими словами я скрестила руки на груди.

Наверное, мое упрямство для такого, как Чезаре выглядело смешно. Словно хомячок агрессирующий перед доберманом. И парень вновь мог оставить мои вопросы без ответов, как это было ранее, но, наверное, вновь меня будто бы считывал, как это было ранее. Чувствовал то, что уже сейчас я нуждалась в его словах. Ведь хотела быть готова к той боли, которая ожидала меня впереди. К тем воспоминаниям, еще мною не увиденным.