— Пошли!

Дверь была открыта, словно нас ждали. Мы уже разулись у порога, как к нам выскочила невысокая бойкая старушка в старомодном чепчике и фартуке:

— Здравствуйте, мальчики! Проходите, я сейчас чайник поставлю!

— Ставьте, — согласился я. — Только заваривайте чёрный, покрепче и очень сладкий.

— Хорошо, хорошо! — старушка убежала на кухню. Было слышно, как зашумел включенный газ. Она быстро вернулась — квартирка была «хрущебная», тесноватая.

— Мы пока к Борису Михайловичу пройдем? — спросил Денис.

— Да, конечно! — старушка открыла нам дверь комнаты. Комната была проходной. В ней лежал на диване под пледом дед. При виде нас он, кряхтя, стал подниматься.

— Не вставайте, Борис Михайлович! — попросил Устинов. — Не надо.

Тем не менее, дед всё равно сел, привстал, протягивая мне руку, поздоровался.

— Добрый день, — сказал я и попросил. — Вы можете лечь?

— Могу, — согласился он. — Покамест сам могу.

Он лег на спину, закинув руки за голову. Я примостился рядом с ним прямо на диван, «переключился» на магическое зрение. М-да, картина была безрадостная. Темно-пурпурный комок — сердце — пульсировал в груди с перебоями, совсем неравномерно. Один сильный качок, два слабых, потом два сильных, два слабых. Да еще в этом комке отчетливо просматривалась пока еще узенькая, черная извилистая полоска, словно трещина. Черный цвет тканей означал их отмирание. Реально деду оставалось жить считанные дни. А ведь он не такой уж и старый. Я пригляделся. Лет 65, ну 70. Не больше.

Я направил прямо в сердце конструкт исцеления «айболит». Цвет изменился. Темно-пурпурный комок стал бледнеть. Плавно подпустил немного «живой» энергии. Черная полоска исчезла. Добавил еще один «айболит».

Дед задышал ровно. Изменился цвет лица с бледно-серого на более-менее розовый. Комок, уже совсем бледно-розовый, бился в груди ровно. Еще один «айболит» в сердце. Всё.

Дед оклемался совсем. Были, конечно, еще проблемы: краснота в районе желудка, в животе. Суставы в запястьях и коленях требовали лечения. Но это уже так, не критично. Тем не менее, я выпустил заклинание исцеления, с чуть большим зарядом «живой» энергии уже на весь организм.

— Пошли чай пить, — сказал я, убирая руку с груди старика.

— Что, уже всё? — удивился Устинов.

— Ага, — я кивнул головой. — А там что?

Я показал в сторону закрытой двери.

— Там еще комната, — отозвалась старушка. Она всё это время стояла в дверях. — Сдаём квартиранту. Только его сейчас нету. Закрыто.

На кухне меня ждал большой бокал черного крепкого горячего чая. Я глотнул. Всё-таки последствия от лечения, точнее, расхода энергии были. Руки слегка подрагивали, хотя… В принципе, энергии я потратил не так уж и мало. Сам не заметил, как. Необходимо поработать над самоконтролем расходования запаса сил.

Чай меня взбодрил. Я встал.

— Поехали? — обратился я к Денису. — Ты обещал…

Спускаясь вниз по лестнице, я задумался: почему у бабки во время рассказа про квартиранта, снимающего комнату, были желтые всполохи в ауре. Почему она меня хотела обмануть?

— Ты не знаешь, почему комната закрыта? — будто невзначай спросил я Устинова, когда мы уже выезжали со двора.

— Да хрен его знает! — бросил Денис. Аура у него была чистой. Не врал. В чём же дело?

Глава 23

Глава 23

Чудеса от Колдуна

Как только за Устиновым захлопнулась входная дверь и щелкнул замок, в зал из закрытой комнаты стремительно вошли, почти ворвались полковник Зотов и начмед Зуйков. Дед встретил их, сидя на диване, с хмурым взглядом. Начмед сразу же раскрыл чемоданчик, доставая стетоскоп и аппарат для измерения давления.

— Лежите, Борис Михайлович! — приказал он, надевая ему на руку повязку. Дед послушно лег. Начмед измерил давление, послушал сердце, пульс, озадаченно стянул стетоскоп. Он посмотрел на Зотова, развёл руками.

— Ну? — нетерпеливо поинтересовался полковник.

— Мля… — выдал оторопело начмед. — У него, — он ткнул рукой в деда, — сердце работает, как у молодого пацана… Я не понимаю. Надо бы, конечно, кардиограмму снять для полной картины.

— Может, всё же стоило парня поблагодарить? — влезла в разговор старушка. — Неудобно как-то получилось…

— Лидия Ивановна, — жёстко оборвал её Зотов. — Вам отработали линию поведения, как можно меньше контактировать с объектом. Вы всё сделали, как надо. Спасибо.

— Спасибо парню, — выдал дед, поднимаясь с дивана. — Он ведь не только мне сердечко подправил. Суставы не ноют. Брюхо не болит! Не по-людски это, не поблагодарили даже!

Он прошелся по комнате, присел, звонко хлопнул ладонями по бедрам:

— Мать, доставай бутылку!

— Потише, скаженный, — буркнула старушка. — Разошелся…

И украдкой стерла набежавшую слезу.

— Борис Михайлович! — обратился к деду Зуйков. — Завтра прямо с утра ко мне в поликлинику. Ясно?

Дед пожал плечами:

— А зачем?

— Это приказ! — поддержал его Зотов. — Мероприятия еще не закончились.

— Ладно, ладно, — дед выставил вперед ладони. — К 9.00 у вас, как штык.

— Именно! — подтвердил начмед.

— И еще, — многозначительно заключил Зотов. — Напоминаю вам еще раз, чтобы никому… Включая наших сотрудников. Никому ни слова.

— Есть, товарищ командир! — дед шутливо отдал честь.

Зотов укоризненно покачал головой, улыбнулся, потянул Зуйкова за рукав:

— Пойдем, Петр Юрьевич!

Полковник снова сел в машину на место водителя, завел двигатель.

— Ну, что можете сказать, Петр Юрьевич?

— Полгода назад, когда мне Бурков показал материалы о непонятных случаях в детской травматологии, я думал, что это либо ошибка, либо чья-то глупая шутка. Теперь я своими глазами увидел. Но всё равно, понять и поверить в это выше моего разумения.

Всю дорогу до медсанчасти Зотов молчал. Говорил только Зуйков, да и то, в основном, только восхищался.

— Это же революция в медицине! Понимаете? Его надо изучать. Может, какие дополнительные возможности выявим у парня. Разумеется, между делом подлечим всех наших ветеранов, поставим на ноги сотрудников с хроническими болячками…

У подъезда поликлиники полковник развернулся, остановил «волгу», повернулся и сказал начмеду:

— Еще раз напоминаю, Петр Юрьевич, про подписку о не разглашении!

— Но как же так, Михаил Иванович? — всплеснул руками Зуйков.

— Вы понимаете, что будет дальше, если сейчас это дело получит огласку? Даже в нашем кругу?

Начмед молчал.

—