— Что? — смотрит на меня, после чего тяжело вздыхает. — Да, теперь он принадлежит мне, — озвучивает мою догадку. — И не спрашивай, как это случилось. Деньги решают всё, Серёж, — улыбается одним уголком полных губ.

— Ты говоришь это мне? Забыл с кем разговариваешь? — спрашиваю с усмешкой.

— Ах да, — закатывает театрально глаза. — Ты же бывший наркодиллер.

У меня кусок мясо застревает в горле.

— Я был правой рукой самого Марата Дёмина, — самому смешно стало от пафоса в моём голосе, но сдержался. — Наркодиллеры — это пешки…

— Да понял я, понял, — кивает и тянется к бокалу с вином.

За столом повисает тишина, каждый с аппетитом доедает остатки ужина и думает о своём. Поднимаю глаза на Загорского и в который раз корю себя за трусость. Взрослый мужик, столько всего в жизни видел, и в двое больше прошёл, а тут сдулся перед своим бывшим студентом, как шарик.

Но я понял, осознал, исправлюсь.

Никакой больше жалость к себе, сопли, нюни и так далее. В конце концов, меня не так учили. Дёмин своими постоянными недовольствами, угрозами и наказаниями сделал из меня мужика со стальной выдержкой. Так что, не хрен рассиживаться без дела.

— В чём дело? — вывел из мыслей приятный голос с хрипотцой. —Так нахмурился, что кажется, будто лимон съел, — отвечает он на мой немой вопрос.

— Не так и важно, поверь, — улыбаюсь, уже представляя, как сложится наша жизни дальше.

— Мне важно всё.

Я кивнул его словам, прекрасно понимая его желание знать обо мне всё.

— Ты его убил? — задаю мучащий меня вопрос.

Дэм смотрит на меня исподлобья, морщится, будто я ему напомнил про что-то очень мерзкое. Хотя, если вспомнить этого человека, мерзость даже слишком мягко.

— Я… — отвечает и смотрит куда угодно, но не на меня.

Понимание приходит не сразу, но доходит. Ему стыдно, что он это сделал, и в то же время он чувствует вину передо мной. Там отец родной, тут я — любимый человек. Понимаю ли я его? Конечно. Сам бы сделал тоже самое, если бы мой отец был бы скотиной.

— Дэм…

— Он это заслужил, — резким тоном. — И если бы я мог это сделать, я бы убил его ещё раз. За маму, за сестру, за то, что ты в инвалидной коляске.

Я молча слушаю, понимая, что ему нужно всё это выговорить. Выплеснуть наружу то, что его съедает изнутри.

— Да, я каялся, мне было не по себе, чувствовал себя такой же мразью, каким был он. Потому что я не такой, а мой поступок… Чем тогда я лучше его?! Чем я не заслужил пулю в лоб?! Нет, мой список грехов явно меньше, но он есть, как у любого человека в этом зале. Но вряд ли кто-то из этих людей убил родного отца.

Мне жуть как хочется подняться, подойти к нему и обнять, но не стоит этого делать, он должен высказать всё в слух.

— Мне было хреново, всё навалилось на меня, его проблемы перешли по наследству ко мне. Тебя не было, от этого дышать было нечем. И я винил себя во всём. Но после того, что ты рассказал сегодня, — я бы сделал это ещё раз, — его глаза сверкали гневом, кулаки побелели и вена на шее пульсировала.

Накрыл его руку своей, и он заметно расслабился. Выдохнул и опустил голову. Минута, и вернулся тот Дэм, что взбесил меня в первый же день нашего знакомства.

— Пойдём в номер? — спросил он с игривой улыбкой.

Молча кивнул и встал из-за стола. Тему закрыли, говорить больше нечего, мы оба поняли, что сейчас было, и что к этому разговору не вернёмся.

— Уже уходите? — на выходе из ресторана сталкиваемся с Котовым.

— Да, спасибо, всё на высшем уровне, — говорит Дэм. — Впрочем, как и всегда.

Котов кивает, принимая похвалу.

— Завтра мы должны обязательно пообедать вместе, — больше требует, чем предлагает.

— Конечно, — соглашается Дэм, и мы, попрощавшись, идём в сторону нашего дома.

— Кузнецов! — громко говорю я на пороге дома.

— Что? — в недоумение смотрит Дэм на меня.

— Гриша Кузнецов, — повторяю, вспомнив, откуда мне знакома рожа того мужика, что подошёл к нам. — Если у тебя проблемы с ним, то лучше говори сейчас! — требую я, остановившись на месте.

52

Демьян

Смотрю на обеспокоенное лицо Серёжи и не понимаю, к чему ажиотаж.

— Я бы не назвал это проблемой, и я сам разберусь, — говорю спокойно и собираюсь зайти в дом, но меня хватают за локоть.

— Ни хрена ты сам не разберёшься, — шипит он мне в лицо.

— По-твоему, я настолько тупой?! — повышаю голос и тут же добавляю тише: — Я сказал: разберусь!

— Дэм, я вернулся, а значит, ты сам ничего больше делать не будешь, — он говорит на удивление спокойнее, чем я, но меня уже несёт.

— Ты не вернулся, Серёжа, это я поехал и забрал тебя, — тычу пальцем ему в грудь. — А если бы я не приехал, что бы было, а, Серёж? Что?

Он смотрит, молчит, губы в тонкую линию сжал.

— Пойдём в дом, — говорит он и смотрит по сторонам.

— Серьёзно? Это то, что ты мне скажешь? — приближаю своё лицо к нему.

— Я сказал: пойдём в дом! — в приказном тоне повторяет он.

— А знаешь… — договорить я не успеваю, так как меня грубо толкают, и в следующую секунду слышу, как с грохотом хлопает дверь. — Какого хрена?! — ору я, размахивая руками.

— Сядь, — ровным тоном.

— Что ещё делать? Не много ли…

— Сядь! — рявкает Серёжа.

Смотрю на него и узнаю в нём профессора, что выгнал меня из аудиторий в первый же день учебного года. Я сажусь на диван, как выполняющая команды своего хозяина собака.

— Я перед тобой виноват, я поступил эгоистично, когда решил не дать о себе знать. Мне стыдно, и не прошу гладить по голове за это. Я понимаю, что сделал обоим только хуже, что…

— Ты хотя бы знал, что я жив, а я тебя похоронил, — встаю нервно с дивана. — Нет, я даже