После этого Хорст возродился к жизни. Освобожденный от скучных школьных занятий физкультурой, он проводил чуть ли не целые дни, бегая по полям и горам. Ему нравилось находиться в одиночестве, вдали от других мальчиков. Он никогда не был более счастлив. Довольно скоро он стал одним из лучших бегунов-юниоров страны. В школе, где его недавно презирали и третировали, теперь им гордились, бывшие обидчики теперь заискивали перед ним. Он вступил в гитлерюгенд — нацистскую молодежную организацию. В 1936 году он получил персональное приглашение посетить Олимпийские игры в Берлине. Он видел, как американец Джесси Оуэнс ошеломил весь мир, выиграв четыре золотых медали. Он видел Адольфа Гитлера на приеме для активистов гитлерюгенда и даже удостоился чести пожать ему руку. Событие привело его в такой восторг, что он в тот же день позвонил домой и рассказал о нем матери. Эрих был очень горд. Сидя на трибуне, Хорст мечтал о том, чтобы скорее наступил 1944 год, когда он станет достаточно взрослым и достаточно быстрым и сможет выступить за команду Германии.

Война лишила его такой возможности.

В начале 1939 года он вступил в вермахт. Его отличная физическая подготовка и характер одинокого волка привлекли к нему внимание командования Fallschirmjager — парашютно-десантных войск. Он попал в школу парашютистов в Стендале и участвовал в воздушном десанте в Польшу в первый день войны. Затем он прыгал во Франции, на Крите и в России. К концу 1942-го он был награжден Рыцарским крестом.

Его карьера парашютиста завершилась в Париже. Как-то раз, поздним вечером он зашел в маленький бар, чтобы выпить. В заднем кабинете веселилась компания офицеров СС. Потягивая коньяк. Нойманн вдруг услышал оттуда женский крик. Француз, стоявший за стойкой, насмерть перепугался и даже не смог сдвинуться с места. А Нойманн решил выяснить, что там происходит. Распахнув дверь, он увидел на столе юную француженку, которую держали за руки и за ноги здоровенные эсэсовцы. Майор насиловал ее, а еще один офицер жестоко хлестал поясным ремнем. Нойманн влетел в комнату и нанес майору сокрушительный удар в лицо. Тот ударился виском об угол стола и, как выяснилось позже, так и умер, не приходя в сознание.

Эсэсовцы вытащили его в переулок, жестоко избили и кинули там умирать. Нойманн все же выжил, однако ему пришлось проваляться три месяца в больнице. Травмы головы были настолько серьезными, что его признали непригодным для прыжков. Учитывая свободное владение английским языком, его назначили на пост радиопрослушивания армейской разведки в северной Франции. Там он целыми днями сидел перед радиоприемником в тесной душной хижине, прислушиваясь к переговорам радистов по ту сторону Канала, в Англии. Эта работа была для него сущим мучением.

А потом его разыскал человек из абвера, Курт Фогель. Он выглядел тощим и изможденным; при других обстоятельствах Нойманн, вероятно, принял бы его за художника или какого-нибудь интеллектуала. Он сказал, что ищет квалифицированных людей, которые хотели бы отправиться в Великобританию с разведывательной миссией. Еще он пообещал жалованье вдвое против того, что Нойманну платили в вермахте. Бывшего парашютиста деньги не очень интересовали, зато такая жизнь уже успела осточертеть. В ту же ночь он покинул Францию и возвратился вместе с Фогелем в Берлин.

За неделю до отправки в Великобританию Нойманна доставили в место близ Далхема, в окрестностях Берлина, очень похожее снаружи на обычную сельскую ферму, где он прошел подробнейший инструктаж и интенсивную тренировку. По утрам он отправлялся в большой сарай; там Фогель устроил батут, на котором Нойманн должен был восстанавливать технику приземления. Учитывая соображения секретности, о настоящей прыжковой практике не могло быть и речи. Нойманн также совершенствовал свои навыки пользования пистолетом, которые оказались очень приличными для начинающего, а также усовершенствовал владение приемами убийства без применения огнестрельного оружия. Дни были посвящены полевой работе: закладке и изъятию тайников, процедурам встреч, изучению шифров и работе на рации. Часть занятий проводил с Нойманном лично Фогель. Иногда он передоверял эту обязанность своему помощнику Вернеру Ульбрихту. Нойманн в шутку называл его Ватсоном, и Ульбрихт принимал это фамильярное обращение с благосклонностью, какой трудно было от него ожидать. Под вечер, когда на заснеженные окрестности фермы опускались лиловые сумерки, Нойманну предоставляли сорок пять минут для пробежек. Первые три дня ему разрешали бегать в одиночку, но, начиная с четвертого, когда его голова уже была напичкана тайнами Фогеля, его сопровождал на расстоянии открытый легковой автомобиль с охраной.

Вечера полностью присвоил себе Фогель. После совместного со всей группой ужина в кухне сельского дома Фогель вел Нойманна в кабинет и читал ему лекции у горящего камина. Он никогда не пользовался какими-либо записями; Нойманн сразу понял, что Фогель одарен редкостной памятью. Фогель рассказал ему о Шоне Догерти и условленной с тем процедуре высадки. Он рассказал и об агенте по имени Кэтрин Блэйк, и об американском офицере по имени Питер Джордан.

Каждый вечер Фогель проводил со своим учеником нечто вроде экзамена и лишь после этого приступал к изложению новых фактов. Несмотря на кажущуюся непринужденность сложившейся в сельском доме атмосферы, он никогда не изменял своего одеяния: темный костюм, белая рубашка и темный галстук. Его голос звучал на редкость противно и больше всего походил на скрип старой ржавой тачки, но Фогель накрепко приковывал внимание Нойманна своей уверенностью и точностью формулировок. На шестой вечер Фогель, довольный успехами ученика, даже разрешил себе улыбнуться, хотя тут же прикрыл лицо правой рукой, стесняясь своих никуда не годных зубов.

«В Гайд-парк войдете с севера, — напомнил ему Фогель во время их последней встречи. — С Бейсуотер-род. — Сейчас Нойманн именно так и поступил. — Пройдите по аллее к деревьям, окаймляющим озеро. Во время первого прохода убедитесь в том, что место безопасно. Приближение осуществите во время второго прохода. Пусть она сама решит, можно ли продолжать контакт. Она сможет точно определить, безопасна ли обстановка. Она очень хороша».

На аллее появился невысокий мужчина, одетый в хорошее драповое пальто и шляпу. Он решительной походкой прошел мимо, не взглянув на нее. Кэтрин даже задумалась, не утратила ли она своей власти над мужчинами.

Она стояла под деревьями и ждала. Правила свидания с агентом были совершенно однозначными. Если агент не появится точно вовремя, следует уйти и вернуться сюда на следующий день. Она решила подождать еще минуту, а потом уйти.

Потом она услышала шаги. Это был тот же самый мужчина, который встретился ей несколькими секундами раньше. Он чуть не врезался в нее в темноте.

— Я, похоже, на самом деле заблудился, — произнес он с акцентом, принадлежность которого она не смогла определить. — Вы не могли бы объяснить мне, в какой стороне находится Парк-лейн?

Кэтрин всмотрелась в его лицо. Он улыбался — можно было подумать, что улыбка никогда не покидала его лица, — из-под полей шляпы поблескивали ярко-голубые глаза.

Она указала на запад.