Досифей, патриарх Иерусалимский

Не лучшим оказалось и положение Мелетия в Москве, где иконийский митрополит Афанасий убеждал царя от имени своего «дяди» – константинопольского патриарха Дионисия «помириться со святейшим патриархом московским Никоном», так как их распря роняет авторитет православия между иноверцами на Востоке. В 1664 году, когда Мелетий вернулся в Москву, Афанасий публично опроверг подлинность привезенных им грамот восточных патриархов. Не сумев отвести обвинение в подделке грамот и подписей к ним, Мелетий и Лигарид сфабриковали грамоту патриарха Дионисия, в которой Афанасий назывался орудием дьявола и «сосудом злосмрадным», отлученным от церкви. Однако и таким путем уничтожить Афанасия не удалось. Приготовления к осуждению Никона и староверов вновь зашли в тупик.

Выход из него Паисий Лигарид видел в массированном воздействии на восточных патриархов и использовании для этого своих специфических средств. Летом 1664 года из Москвы выехала группа посольств, снаряженных из ставленников Лигарида. Первое из них направлялось в Молдавию, где находился тогда иерусалимский патриарх Нектарий. Миссия, которая была на него возложена, позорно провалилась: Нектарий наотрез отказался судить Никона лично или через своего экзарха.

Отказался ехать в Москву и константинопольский патриарх Дионисий, к которому прибыл друг Паисия грек Стефан с царской грамотой, содержавшей просьбу в случае невозможности поездки назначить константинопольским экзархом в Москве… Лигарида. 12 ноября 1665 года Стефан вернулся в Москву с блистательной победой: сразу тремя грамотами, свидетельствующими о назначении Лигарида экзархом! Грамоты утверждали, что Дионисий поручает Паисию суд над Никоном. Царь торжествовал, Лигарид начал активно обличать Никона, но… вновь возникший на горизонте иконийский митрополит Афанасий заявил о поддельности всех привезенных Стефаном грамот!

Это было уже слишком. После бурной сцены во дворце, где Афанасий и Стефан обвиняли друг друга во всех смертных грехах, неугодного обличителя убрали. «Иконийский на время отправлен был на успокоение в Симонов монастырь, в котором и пребывал до славнаго прибытия патриархов или, лучше сказать, до упокоения и безвременных своих похорон», – удовлетворенно писал Лигарид. Но радовался он рано.

Как ни необходимо было царю Алексею Михайловичу преодолеть проблемы со священством, он не мог добровольно пойти на явный подлог. Самодержец пожелал убедиться в полномочиях митрополита Паисия и послал, наконец, на Восток русского – келаря Чудовского монастыря Савву. Во избежание осложнений миссия Саввы была тайной. «Отправление его более походило на бегство, чем на посольство, – писал обиженный Лигарид, не сумевший применить к Савве свои меры, – так тайно произошло оно, что только трое знали о нем…»

Соответствующий был и результат: Савва выяснил, что Стефан вообще не был у патриарха Дионисия и не получал от него никаких грамот. Более того, Дионисий никогда не согласился бы назначить Лигарида своим экзархом. «Я его и православна не нарицаю, – говорил царскому посланцу патриарх, – что слышу от многих, что он папежник и лукав человек… Газский Паисий Лигарид рукоположенец папин и во многих лятцких (польских. – А. Б.) костелах служил за папу литургию».

Грамоты о царской и патриаршей власти, привезенные Мелетием, оказались подлинными, а митрополиту иконийскому Афанасию (к слову сказать, оказавшемуся в весьма далеком родстве с Дионисием) патриарх никакой миссии в Москве не поручал: тот сбежал из Константинополя от долгов. В «Третьем Риме», как выяснилось, собралась целая группа авантюристов, и один стоил другого. Но для Лигарида итог был печален – он был полностью дезавуирован и уже считал за лучшее унести ноги из Москвы, когда судьба снова повернулась к нему лицом. Иеродиакон Мелетий ехал на Русь с богатой добычей – сразу двумя восточными патриархами! {68}

21 июня 1666 года в Астрахань прибыла большая группа людей в монашеских одеяниях. Прибытие их не отличалось пышностью. По внешнему виду прибывших трудно было заключить, сколь высокие церковные иерархи находятся в землях Российского государства и сколь важную роль предстоит им вскоре сыграть в истории Русской православной церкви. Лишь один из тех, кто отправился представляться астраханскому архиепископу Иосифу и воеводе князю Я.Н. Одоевскому, сиял, не в силах сдержать торжества, – это был иеродиакон Мелетий, предвкушавший богатейшую царскую награду за блестяще выполненную на Востоке миссию.

Хотя патриархи Константинопольский и Иерусалимский наотрез отказались поехать в Москву или послать своих экзархов для суда над Никоном и староверами, Мелетий не сдавался, и его труды окупились сторицей. Он нашел патриарха Паисия Александрийского и «после многих оборотов в речах (как пишет Паисий Лигарид. – А. Б.) достиг желаемого»: то есть прельстил владыку богатой и обильной царской милостыней. Развивая успех, Мелетий прибыл на Синайскую гору «и медовыми речами убедил тамошнего архиепископа Ананию явиться в Московию для личного присутствия на замышляемом синоде»; уговорить удалось также бывшего трапезундского митрополита Филофея, которому все равно уже нечего было искать на Востоке.

Удача ждала Мелетия и на обратном пути в Москву. В Грузии он повстречал… патриарха Антиохийского Макария, собиравшего там пожертвования. Стремления царского двора и антиохийского патриарха совпали – одному нужен был церковный авторитет, другому – деньги, которые Мелетий щедро обещал – и не обманул.

Золотой дождь пролился над патриархами еще в Астрахани (где духовные и светские власти организовали его своими силами) – и лил беспрестанно все время пребывания их в России. Немедля по прибытии патриархов в русские пределы царь Алексей Михайлович выслал им по 200 рублей серебром, отрезы атласа, тафты и, разумеется, меха. На первом представлении царю в Москве Макарий и Паисий получили четырехфунтовые серебряные золоченые кубки, свертки бархата черного, вишневого рытого, зеленого, отрезы атласа, камки, два сорока (большие связки) соболей, по 300 рублей денег.

Приезд патриархов оставил глубокий след в расходных книгах царской казны: выдачи «подарков» приурочены были буквально ко всем публичным действиям Паисия и Макария – их выходам, службам, посещениям царского двора, причем помимо драгоценных тканей и соболей немалую часть подношений составляли деньги. Так, на 1 января Алексей Михайлович одарил каждого патриарха по 200 рублей, после службы на Сретение Макарий (Паисий болел) тоже получил 200 рублей и т. д. По самому скромному подсчету, так было роздано патриархам по 2 тысячи рублей серебром: огромная сумма для России XVII века, где несколько рублей стоила лошадь! Это, разумеется, был аванс, ибо основная награда ожидала приезжих по выполнении ими необходимых самодержавной власти мероприятий. В соответствии с вкладом каждого при отъезде из России Макарий Антиохийский получил «милостыню» в 6 тысяч рублей, а Паисий Александрийский мехов на 9 тысяч рублей (по русским расценкам, на восточном рынке все это стоило значительно дороже).