Антон прослушал фрагменты еще раз, иногда делая паузы. Потом снял видеоочки, прикрыл глаза и попытался сделать выводы. Вот что получалось.

Господин Саймон, безусловно, был замешан в тех событиях. Хотя формально он никак не мог быть в лаборатории в ту ночь, тем не менее сам факт того, что упоминание его имени было аккуратно вырезано из записи, уже указывал на косвенную связь Саймона с третьей айской. Еще Антон подумал, что Саймон (или некто, купировавший запись, но в любом случае связанный с интересами Саймона) явно совершил ошибку, вырезав эти куски. Тем самым он указал, что предсмертные слова, произнесенные несчастными женщинами, вовсе не плод их больного воображения, а нечто, имеющее под собой реальное основание. Объяснить такой непрофессионализм Антон мог лишь одним: противник нервничал и не разбирался в средствах. Или просто был плохим игроком.

Далее. Если подразумевать, что все три фрагмента были вырезаны одним и тем же человеком, действовавшим в интересах Саймона, то возникал вопрос: что могло их объединять? В самом маленьком фрагменте – третьем – речь шла о цветах. Учитывая должность Саймона на тот момент, можно с большой долей вероятности предположить, что в деле замешаны цветы с «поляны», которые он в то время «опылял». И опять – грубая работа. Просто-таки явное указание на причастность «поляны» к трагедии. С другой стороны, что с этим указанием прикажете делать? На улику это никак не тянет. Разве что дает повод мыслить в определенном направлении. Хотя и на этом спасибо.

Теперь что касается первого фрагмента. По существу – ничего, кроме упоминания о каком-то «молочке». По всей видимости, корни вопроса утопают глубоко в сути научных разработок «Сада». Еще фразы Ирмы Фаррет типа «это не я» или «кто-то другой боится в моем теле»… Занимательно, но звеньев для логических цепочек, увы, не дает. М-да.

Однако, подвел черту Антон, на фоне режима стагнации, в котором расследование пребывало в последнее время, результаты вчерашнего и сегодняшнего дней выглядят просто шикарно.

Минут пять он позволил себе ни о чем не думать, впал в прострацию и наблюдал, как внизу проносятся сочные краски степей, как сливаются в непрерывные молочные струи ряды облаков. Потом потянулся в кресле, хрустнув суставами, вызвал Карла и спросил:

– Каковы новости за истекший период?

Но Карл, похоже, пропустил слова Антона мимо ушей.

– Ну что?! – выдохнул он прямо в экран и тут же затараторил как из пулемета: – Ты слушал? И как тебе? Я же говорил!.. Ай да Мацуми, ай да молодец! Здорово вытанцовывается, да? Я вот только понять не могу, Антон, одного…

– Да погоди ты! – Антон покачал головой. – Что ж ты так разогнался, братец?

– Но Антон! – Карл вскинул брови в искреннем недоумении. – Я не понимаю! Ведь очевидно же!.. Я…

– Карл! – воскликнул Антон. – Я для начала интересуюсь, чем ты занимаешься? Ты меня слышишь вообще?

Карл шумно засопел и опал. Потом почесал в затылке.

– Э-э… Ну-у… Да я тут в местные архивы полез. Решил попробовать с ключиками, которые Габен одолжил вчера…

– И как?

– Работаем пока, – протянул Карл, вздохнув. – Скукота, если признаться. Полный бред. Половину текста вообще не понимаю ни разу! Как они работают-то вообще, эти ученые сапиенсы… Жуть, короче.

– Бедный, – улыбнулся Антон. – Потерпи немного, скоро разомнем кости.

– Так сколько можно ждать?! Вырубай к чертям автопилот, и давай жми сюда на максимальной скорости! Я уже по Саймону все справки навел. Он, оказывается, сегодня…

– Стоп! Саймон будет в нашей программе позже.

– Но Антон!..

– Сначала я должен навестить некоего господина Бонэ. Только потом – Саймон. Как слышите меня? Прием.

Карл открыл было рот, но смолчал. Кашлянул и обронил, склонив голову:

– Сделаем, босс.

– Вот и славно. Автопилот, с твоего позволения, я отключать не стану – мне еще есть над чем поразмыслить оставшуюся часть пути. До встречи.

Антон взглянул на экран карты. Катер подлетал к разлому Оннако – значит, до станции оставалось не более десяти минут.

Разлом Оннако был одним из самых величественных созданий Аи. На десятки километров он разрезал тело материка с запада на восток гигантской дугообразной линией. В ширину разлом имел около восьми километров, и катера всегда пролетали его за считанные минуты.

Антон никогда не упускал возможности полюбоваться мощами этого исполинского образования с высоты. Словно каждый раз надеясь увидеть, что же там творится на самом его дне. Глубина разлома была никак не меньшей, чем ширина, и даже в самые светлые, безоблачные дни Этта оказывалась бессильна против мрака многокилометровой пропасти. Никаких данных об исследовании разлома оннами у Антона не было. Единственное, что он слышал в этой связи: пара легенд, рассказанных ему однажды одним болтливым пневмотехником с Базы, который, в свою очередь, не то узнал эти истории от приятелей, не то прочел в каком-то старом отчете, случайно попавшемся ему на глаза.

Первая история гласила, что во времена активной деятельности оннов на планете (людей тогда еще не было) цепь зондов-автоматов из пятнадцати штук, опустившаяся в разлом, неожиданно исчезла с экранов радаров и отсутствовала несколько часов. Поднялись зонды на поверхность совсем не там, где их ждали, и, что самое странное, их бортовая автоматика не зафиксировала этого временного провала. По ее показаниям зонды, все до одного, находились в глубине разлома около получаса: время, затраченное на спуск и подъем. Наверняка у оннов за время колонизации Аи накопилось предостаточно аналогичных историй. Антон не верил, что такой объект исследования, как разлом Оннако, был ими проигнорирован. Просто информация подобного рода, как это было принято, не разглашалась.

Вторая легенда относилась к периоду, когда «Цветочный Сад» уже осваивали люди. Близость Разлома к «Цветочному Саду» не могла не заинтересовать научную команду Стоцкого. Хотя формально Разлом и не был признан зоной чувствительности, Попытки изучить его предпринимались Стоцким неоднократно. В рамках, так сказать, неосновной деятельности. В свободное, так сказать, от работы время.

Так вот, однажды во время «шторма» в районе разлома оказался грузовой катер, летевший с Базы на станцию. Тогда еще не было четких регламентов поведения персонала во время «штормов», да и сама система «предштормовой» диагностики существовала в зачаточном состоянии. Экипаж катера принял решение переждать «шторм», опустившись в разлом на несколько сотен метров. На какую реальную глубину они спустились, никто так и не узнал.

Со слов экипажа выходило, что они неожиданно потеряли счет времени и расстояния и в буквальном смысле слова впали в оцепенение. Силы и воля членов экипажа оказались полностью парализованы. В кромешной тьме они пробыли несколько часов. На помощь им пришли уже по окончании «шторма». Катер и экипаж в состоянии шока были найдены на поверхности в сотне метров от южного края разлома. Ничего путного о том, что с ними произошло, люди так и не рассказали. Их память сохранила лишь отрывочные сведения. И только в одном их показания сходились: в какой-то момент времени (неопределенный по продолжительности) каждый из них почувствовал, что за ним наблюдают. Наблюдают пристально, со всех сторон сразу, невидимым, словно бы пронизывающим взглядом. Кто-то на Базе позже пустил в обиход шутку, что это сама Ая заглянула к ним в душу. В общем, экипаж отделался легким испугом, обошлось без психических травм и реабилитационных комплексов. Правда, насколько помнил Антон, они потом все до единого перевелись работать на Базу.