через московского резидента Келлера, к датскому королю Христиану V Федор Алексеевич отправил двух гонцов перед тем, как туда выехал посланник С. Е. Алмазов (посетивший также Бранденбург). Переговоры об антитурецкой коалиции велись с этими странами в доброжелательном тоне и сопровождались не только взаимными обещаниями, но и реальными торговыми соглашениями. Следует отметить, что вопрос о свободе русской торговли занимал Федора Алексеевича в отношениях со всеми странами (даже вошел в договор о перемирии с Польшей), как и вечная проблема соответствия посольского церемониала рангу государства.

С 1679 года в Москве утвердился и постоянный датский комиссар Бутенант фон Розенбуш (1679–1685). В 1680 году Копенгаген посетил гонец М. Алексеев, а вскоре в Россию приехал посланник Гильдебрандт фон Горн, с которым завязались секретные переговоры, увенчавшиеся после кончины Федора Алексеевича не только выгодными соглашениями, но и важными шагами по умиротворению Швеции. Государь плодотворно для его преемников провел также два тура переговоров с бранденбургским посланником Г. Гессе и принял гонца курфюрста{231}.

Отказываясь совместно выступить против Турции, все государства охотно противодействовали Швеции. Отношения правительства Федора с королевством Шведским начались летом 1676 года на пограничном съезде с взаимных угроз, хотя как раз шведы предлагали союз против турок и татар. Русский посланник Ю. П. Лутохин и королевский коммерции-фактор Христофор фон Кох были плохо приняты в чужих столицах (1679–1680). Перед новым шведским посланником Федор Алексеевич в июле 1680 года демонстративно не снял шляпу. Казалось, что вскоре загремят пушки, однако Карл XI и московский государь, изъявляя друг другу неприязнь, не только не нарушали перемирия, но без шума взаимовыгодно развивали пограничную торговлю{232}.

Посольство П. И. Потемкина, запечатленного на великолепном портрете, который ныне находится в музее Прадо, произвело большое впечатление на общество Франции, Англии и Испании (1680–1682) и достигло главной цели: хотя бы на время удержало Людовика XVI от нарушения нейтралитета на Рейне. Правда, позиция Франции, давно, как было известно Федору Алексеевичу, интриговавшей против России через вторые руки, была ненадежна. В ответ царские дипломаты, также через вторые руки, обратились к римскому папе с просьбой удержать короля от нанесения вреда планируемой антитурецкой коалиции. Более тесные отношения установились с Англией, посланник которой Иоанн Гебден превратился почти в постоянного резидента в Москве (1676–1678){233}.

Сложнее обстояло дело с восточными соседями. Калмыки, рассматривавшиеся Федором Алексеевичем как партнеры для переговоров, пошли на заключение мира с посланником князем К. О. Щербатовым (1677). Но калмыцкий хан имел мало влияния, а авторитетный тайша Аюка пошел на нарушение своей шертной грамоты (письменной присяги) и в 1680 году заключил мир с крымским ханом, послав ему в подкрепление всадников и напав на русские пределы (что он, впрочем, проделывал и ранее){234}.

Аюка поступил несвоевременно: Бахчисарай сам готовился к миру с Москвой. В то же время русский резидент в Персии К. Христофоров (1676–1684), получив новые инструкции через гонца Н. Алексеева (1676–1681), также побывавшего у шаха Сулеймана, не обнадеживал государя относительно возможного вступления Ирана в большую войну с его давним врагом — Турцией{235}.

К осени 1680 года, когда русские послы В. И. Тяпкин и H. М. Зотов отправились на мирные переговоры с Турцией и Крымом, было ясно, что момент для продолжения войны самый неподходящий. Федор Алексеевич оказался прав, приказав оставить Чигирин и не надеясь на многочисленные обещания союза против турок: пока Россия связывала султану руки, западные христианские государства могли искать себе прибыли в другом месте, не беспокоясь за тылы, да еще и шантажировать страну, которая одна страдала за всех.

Еще в мае 1679 года валашский представитель Билевич рассказывал в Посольском приказе об огромных (до 30 тысяч) османских потерях в последней кампании и желании турок, при уступке им спорной части Украины, пойти на мировую. Царь отписал тогда валашскому господарю о своем согласии на мир с султаном. К этому времени в Посольском приказе были систематизированы разведывательные материалы и дипломатические справки относительно Турции за 1677–1678 годы и подведены итоги миссии в Стамбул стольника А. Поросукова (1677–1679). Почву для заключения мира готовило в Константинополе посольство В. Даудова (1678–1681){236}.

В ходе переговоров В. И. Тяпкину и H. М. Зотову пришлось отказаться от Запорожья, однако, согласно пожеланиям Федора Алексеевича и гетмана И. Самойловича (с которым осенью 1679 года провел переговоры Е. И. Украинцев), перемирие на двадцать лет было заключено. На стороне России оставалась Левобережная Украина и Киев, а Правобережье Днепра до моря и Буга не должно было заселяться. Оно предоставлялось для кочевого скотоводства, рыбной ловли и промыслов казакам и татарам, турки же не имели права строить на Днепре крепости.

Такой мир, по мысли Самойловича, был выгоднее союза с Речью Посполитой и позволял в будущем потребовать от поляков за помощь в их войне с турками вечный мир (по существующей границе): «без вечного мира верить ему (королю. — Авт,) нельзя, потому что он великому государю не доброхот»{237}. Так и произошло, когда Венеция, империя Габсбургов (с 1683 года), а затем и Польша вынуждены были отбиваться от турецко-татарского наступления. Как ни противились поляки заключению вечного мира с Россией, оттягивая переговоры и ввергая свою страну в ужасное турецкое разорение, им пришлось подписать его в 1686 году. Только тогда Россия смогла разорвать договор с османами и стать важнейшим членом Священной лиги христианских стран{238}.

Но до этого было еще далеко. Пока Федору Алексеевичу следовало добиться ратификации мирного договора султаном, чему тот изрядно противился, не желая ограничивать себя в строительстве крепостей. Посольства в Константинополь И. И. Чирикова, а затем Т. Протопопова склонили султана в марте 1682 года подписать договор, однако хитрые турки изменили его редакцию{239}. Полностью завершить переговоры Федор Алексеевич не успел, но он вывел страну из войны и был за это восторженно приветствован современниками.

Государев двор

Вопрос о том, зачем в самый ответственный момент переговоров о мире с Турцией и Крымом понадобился во главе Посольского приказа В. С. Волынский, остается загадочным. Была это дворцовая интрига или попытка царя прикрыться от возможного негодования двора в связи с уступками «агарянам»? Как бы то ни было, государев двор, первым человеком которого считал себя государь, всегда доставлял ему превеликое беспокойство. Федор Алексеевич пытался и подчеркнуть его значение, выделить среди дворянства, и заставить этот высший слои служилых по отечеству стать истинно служилым, функциональным в меняющемся государстве.

Весь XVII век московский список знатнейшего дворянства увеличивался и в 1681 году насчитывал уже 6385 человек, имевших поместья и вотчины практически по всей территории России (исключая Сибирь){240}. Этот привилегированный слой должен был поставлять высших военных и гражданских чиновников, но, несмотря на свою многочисленность, не исполнял полностью