Ну, не меньше пятидесяти рублей? — предположил Блохин. — Если в Москве.

— В Москве, в Москве, товарищи, — с досадой подтвердил председатель и выложил на стол фотографию Головина при параде. — Вот… С доски почёта снял!..

— А зачем нам она? — не поняла Истомина.

— Так покажем соседям по той квартире, проверим, узнают или нет. Беда-то какая! Позор на весь район!

— Да ладно вам заранее расстраиваться, Иван Степанович, — заметил Блохин. — Не он это. Откуда у него пятьдесят рублей на квартиру бабе?

— Вот, сейчас мы всё и выясним, — поднялся он. — Готовы? Сходим, проверим всё и по домам.

Идти пришлось недалеко, пару кварталов всего. По дороге председатель думал, что не зря он Истомину пригласил. Ему нужны были свидетели и единомышленники на собрании, чтобы поддержали исключение Головина из партии. А то, если он сам будет инициатором, то могут и не переизбрать его в председатели в следующий раз. А Истомина баба принципиальная и вредная, как раз то, что надо для такой роли, её на жалость не возьмёшь. И Блохин тоже, слишком правильный, слишком принципиальный коммунист, он молчать не станет из мужской солидарности. Но все же хорошо бы было, если бы все это оказалось ошибкой, и это вовсе не их главный инженер…

Найдя нужный подъезд, они тут же нарвались на двух всезнающих бабушек на лавочке и представились им представителями общественности от фабрики «Луч». Бабушки дружно опознали Головина по фото. Рассказали, что ездит он к девице с четвёртого этажа и привозит ей сумасшедшие букеты.

— Во какие! — показала одна из пожилых женщин руками. — Я не вру! Весь наш дом знает, любого спроси. И авоськи с продуктами ей носит. И сплошь дефицит! Даже банку с икрой черной видела как-то раз…

— И одевается она не как мы с вами, — подлила масла в огонь вторая бабулька. — Подарочки-то он ей делает будь здоров какие!

— Может, он ей деньги даёт? — предположила первая. — Что-то я не видела его с обувными коробками. А она обувь-то частенько меняет…

Истомина от удивления села рядом с ними на лавку и слушала, как их главный инженер красиво живет, открыв рот. Второй лавки рядом не оказалось, а то Кудряшов с Блохиным тоже сели бы рядом. Ощущение нереальности происходящего не покидало всех троих.

— А это точно он? — показал ещё раз старушкам фотографию Головина председатель парткома.

— Да он!

— Точно он!

— Постойте! — придумал он, как убедиться в этом. — А на какой машине он ездит?

— Знамо дело, на зелёных «Жигулях».

— У Головина тёмно-зелёные «Жигули», — потрясённо проговорил он.

— Номер 15–25, — услужливо продолжила закапывать их главного инженера старушка.

— Но как же так? — растерянно спросил Блохин.

— Вот так! Получается, что мы совсем не знали нашего товарища Головина, — ответил Кудряшов. — А вы, случайно, не знаете, кто эта девушка? — обратился он к бабулькам.

Лавочное информбюро и в этот раз не подкачало.

— Студентка она. Внук Свиридовых её в МГУ частенько видит.

— А как её зовут? Фамилия? Не знаете? — с надеждой спросил он.

— Зовут Регина. А фамилию нет, не знаю, — ответила одна старушка, переглянувшись со второй. Та с видимым сожалением, что впервые не может помочь, пожала плечами в ответ.

Надо же, всё совпало! — поразился Кудряшов. — И про Головина, и про любовницу! Фух… И в МГУ придется, в любом случае, ехать…

— Н-да… Ну что ж, товарищи, — переглянулся он с членами своего парткома. — Мы всё выяснили. Нам здесь больше делать нечего.

— Это же надо! — потрясённо проговорила Истомина, когда они уже отошли немного от дома.

— Да уж… Слов нет, — поддакнул Блохин, многозначительно переглянувшись с Кудряшовым. — Он что же, вообще, жене денег не давал?

— Понятия не имею… Придётся, товарищи, в понедельник партийное собрание организовывать, — расстроенно ответил председатель. — Признаться, я до последнего надеялся, что это какая-то ошибка… Но тут уже ошибки быть никакой не может, даже нет смысла сверять названный женщинами номер с его номером… Займётесь завтра собранием, Владимир Иванович? А я в райком съезжу, доложусь…

— Ко скольки людей собрать? — уточнил Блохин.

— Ну, давайте на три часа, — ответил Кудряшов, подумав, что к этому времени уже успеет вернуться из МГУ и из райкома.

— А Головину будем говорить по какому поводу будет собрание? — спросила Истомина.

— Как хотите, — ответил председатель, махнув рукой.

* * *

Приехав домой занимался с детьми, помогал Ирине Леонидовне. Потом поехал на тренировку. Марат, перед началом занятий, решил со мной насчёт подарка Аише посоветоваться.

— Восемнадцать лет будет, совершеннолетие, — торжественно произнёс он, чтобы я прочувствовал ответственность момента.

— Слушай, я ж не знаю, на какую сумму ты рассчитываешь? — ответил я. — А кстати, что у вас там с народным домом? Начали строить? Анна Аркадьевна с Загитом, вроде, хотели платить прорабу и не появляться там… Ты тоже так планируешь? Узнавал уже, во что это тебе встанет?

— Так, а у кого узнавать? Строительство же ещё не началось.

— А когда? — повернулся я к подошедшему только-только Сатчану. — Что там с «народным домом» слышно?

— Согласования, — пожал он плечами. — Думаете, это всё так быстро? Новоселье уже планируете? В лучшем случае, через год!

— Понятно. Время ещё есть, — улыбнулся я, взглянув на Марата. — Ну а что касается подарка… Можно и что-то антикварное приобрести, безделушку какую-нибудь.

— Антиквариат? — удивлённо посмотрел на меня Марат. — А это очень дорого?

— По-разному, — ответил я. — Бывает, и не очень дорого. Вот, недавно приобрёл для соседки-художницы на юбилей театральный бинокль конца девятнадцатого века с перламутром, это ракушки такие, за тридцать пять рублей.

— О! Это нормально!

— Конечно, нормально, — улыбнулся я.

— Я подумаю над твоим предложением, — сказал Марат задумчиво и пошёл в зал.

— А у кого ты бываешь? — уточнил Сатчан.

— У Некредина Ильи Павловича.

— Нормальный? Или как в прошлый раз?

— Вроде, нормальный, — пожал я плечами, а сам подумал, что два раза у него уже монеты брал, а проверить их так и не успел еще. Но с другой стороны, поймал себя на мысли,