Политика Александра III в последние годы правления отличалась авантюризмом и непредсказуемостью: император как будто задался целью создать в Европе два враждебных лагеря, что ему и удалось в конечном итоге. Ламсдорф в своем «Дневнике» не скрывал своего отношения к происходящему и искренне поражался творящейся на его глазах государственной глупости:

«Наше сближение с Францией и проистекающее отсюда пресловутое равновесие сил в Европе, с другой стороны, на долгое время закрепляет разделение великих держав на два вооруженных до зубов лагеря, которые постоянно подстерегают друг друга и готовятся напасть друг на друга в ущерб безопасности и благосостояния народов.

…Бояться полного разгрома Франции при той материальной мощи, какой она обладает, нет оснований; насколько бы мощной и вооруженной ни была Германия, в войне она приобретает не «провинцию Францию», а беспощадного врага, который надолго ее свяжет. Столкновение между двумя этими нациями было бы ужасным, но, быть может, закончилось бы победой над разрушительными элементами внутри каждой из них… Наше дело сторона! Вместо того чтобы систематически ссориться с немцами и донкихотствовать в пользу французов, мы должны были бы договориться с ними о нашем нейтралитете, необходимом для них обоих; мы могли бы его обещать при условии предоставления нам известной свободы действий на Востоке. После этого нам оставалось бы только заниматься нашими собственными делами, предоставив другим устраивать свои дела между собой. Им понадобилось бы на это не менее столетия!» [54].

Такой анализ европейской политики был, к сожалению, недоступен российскому императору. Он был всецело занят конфронтацией с блоком центральноевропейских держав и организацией неразрывной дружбы с пораженной страхом Францией.

Российская историография дружно объявила Александра III «миротворцем» только на одном основании — при его жизни не случилось ни одного крупного вооруженного конфликта. При этом историки почему-то выпускают из виду, что именно «миротворец» продавил политическое решение, которое в конечном итоге привело Россию к войне за чужие интересы. Военный союз с Францией был окончательно оформлен в конце 1893 года и 8 января 1894 подписан Александром III.

Утверждением союза с Францией российский монарх в самом начале нового 1894 года закончил тяжкую работу по подготовке России к разнообразным испытаниям на прочность ее государственности, которые были уже на пороге. Впереди была передача власти наследнику престола, о которой никто еще даже не задумывался как о событии отдаленного будущего, до которого еще жить и жить. Ламсдорф оставил в Дневнике за 1892 год свое впечатление от личности наследника:

«Наследник, 24 лет от роду, представляет странное явление: наполовину мужчина, маленького роста, худощавый, незначительный, — хотя, говорят, он упрям, — проявляет удивительное легкомыслие и бесчувственность. Когда он начал службу в Преображенском полку, говорили, что он хороший товарищ, но как только его перевели в гусары, он порвал с прежними товарищами…» [54].

Среди гусар наследник прошел хорошую школу повального пьянства и традиционных увлечений балетными актрисами. В Красном селе, под Петербургом, каждое лето проводились летние лагерные сборы гвардии с маневрами и стрельбой. Для вечернего отдыха офицеров и приобщения их к музыкальной культуре в Красном выстроили деревянный театр, где выступала балетная труппа Императорских театров. Летний сбор 1890 года особенно запомнился наследнику и оставил след в его личном Дневнике:

«10 июля. Вторник. Был в театре, ходил на сцену».

«17 июля. Вторник. Поехали в театр. В антракте пел Paulus. Кшесинская мне положительно очень нравится».

«30 июля. Понедельник. Дело на Горке разгорелось и продолжалось до 11 часов утра. Я был отнесен офицерами домой…»

«31 июля. Вторник. Вчера выпили 125 бутылок шампанского. Был дежурным по дивизии… После закуски в последний раз поехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской. Ужинал у Мама…» [55].

Незабываемое лето 1890 года… Поздней осенью наследник отправился в кругосветное путешествие, в котором ему было суждено получить боевое крещение и приобрести международную известность. Начавшись в Афинах, круиз цесаревича представлял в высшей степени экзотическую экскурсию по историческим местам: Каир, Бомбей, Калькутта, Цейлон, Сингапур, Сайгон и, наконец, Япония. Путешествовал наследник в сопровождении отборной свиты и в компании с греческим принцем Георгом, таким же повесой и затейником. Своими впечатления от поездки цесаревич поделился с великим князем Александром Михайловичем в Коломбо, на Цейлоне, где они пересеклись в январе 1891 года. Великий князь охотился в джунглях на слонов и с удовольствием почувствовал неприкрытую зависть цесаревича и его досаду на скуку, однообразие своих впечатлений:

«Моя поездка бессмысленна, — с горечью сказал он, — дворцы и генералы одинаковы во всем мире, а это единственное, что мне показывают. Я с одинаковым успехом мог бы остаться дома» [56].

Впереди, по курсу крейсера «Память Азова», на котором путешествовал цесаревич, была Япония, и похоже, что именно там ему удалось по-настоящему развеяться. Взыскательный вкус цесаревича обрел в Стране восходящего солнца те острые ощущения, которых ему не хватало. По прибытии крейсера с цесаревичем в Нагасаки ему при посещении русского ресторана «Волга» сразу объяснили все преимущества отдыха в окружении гейш и посоветовали сделать памятную наколку. Мастер цветного тату был вызван на борт крейсера и выколол красивого дракона на правом предплечье наследника. Близкое знакомство с гейшами происходило уже в Киото, древней столице Японии, где существовал целый квартал увеселительных заведений Гион. Там были заранее предупреждены о визите высокого гостя из России, интересующегося частной жизнью гейш и их бытом:

«Хозяина заведения уже успели предупредить, поэтому перед входом в ожидании гостей выстроились сорок гейш и девочек танцовщиц… Веселье было в полном разгаре, когда гейши поднялись из-за стола и последовали к сцене… За танцами последовали песни, игра на сямисэнах, малых и больших барабанах. Цесаревич так увлекся незнакомыми ритмами, что вскочил со своего места. Следуя примеру сопровождавших его японцев, он принялся наполнять чарки гейш вином» [57].

С русским принцем общалась самая привлекательная гейша по имени О-Мацу. Она через переводчика поинтересовалась, сколько цесаревичу лет и правда ли, что он сделал себе татуировку. Наследник проводил время весело, и его визит освещался в местной прессе. Неприятность случилась, когда цесаревич возвращался с приема очередного губернатора и следовал в кавалькаде рикш по узкой улице городка Отсу. Полицейский Цуда Сандзо, 36 лет, стоявший в оцеплении, внезапно выхватил саблю и нанес русскому принцу два последовательных удара по голове. Цесаревича спасла мгновенная реакция, с которой он выскочил из рикши и бросился наутек. Бежать пришлось недолго, какие-нибудь 60 метров, а полицейского с саблей задержали извозчики рикш. Окровавленного цесаревича завели в какую-то лавку, и доктор Рамбах наложил повязку. Раны были глубокими, но не смертельными. После перевязки наследник пожелал немного перекурить на скамейке и продолжил путь. Схваченный полицейский, естественно, оказался психически ненормальным, свихнувшимся на почве религиозного фанатизма. Инцидент в Отсу до сих пор живо обсуждается историками, но в действительности представляет собой только результат развязного поведения цесаревича Николая, напрочь забывшего, что он не в Красном селе, а в окружении людей иной религии и культуры. Другие подробности поездки наследника, с посещением злачных мест, тщательно скрывались, но Александру III, без сомнения, докладывались каким-то «стукачом» из свиты. Именно поэтому император приказал наследнику немедленно покинуть Японию и вернуться в Петербург. Наследник отметил свое 23-летие в Осаке и отбыл во Владивосток. Перед отплытием на борту крейсера «Память Азова» цесаревича посетил император Японии Мейдзи, которому было заявлено, что впечатление от посещения Японии «ничем не омрачено». Инцидент с сумасшедшим полицейским был исчерпан.