В это время растерзанный карателями труп генерала Духонина уже лежал под вагоном в Ставке. Радостные «братишки» кровавыми штыками вписали в Историю термин «отправить в штаб к Духонину».

Увы, в первом походе будущей Белой Армии не было ничего пафосного и романтического. Скорее, традиционный для армии кавардак. Уже через несколько дней выяснилась полная неподготовленность к походу, в первую очередь самого командира Текинского полка полковника Николая фон Кюгельгена. Хотя, справедливости ради, следует заметить, что текинцами командовал не столько он, сколько сам Корнилов, после стольких дней подготовки так и не сумевший обеспечить веривших в него, как в Бога, подчиненных внятным планом действий.

У штаба не оказалось ни карт, ни врача, ни фельдшера, ни ветеринара и ни одного перевязочного пакета. Не запаслись и достаточным количеством денег, продовольствия, боеприпасов, теплой одежды, коней не успели перековать. Не были отработаны в итоге ни основной, ни запасные маршруты с учетом того, что большевистские формирования не сомневались, что Корнилов будет пробиваться на Дон, и обязательно должны были воспрепятствовать этому.

Получается, что вся «тщательная подготовка к походу», о которой в мемуарах писали почти все быховцы, оказалась лишь плодом воображения и темой для многочисленных, но бесплодных дебатов «подСтавки».

Солдаты-обозники бежали в первую же ночь, длительные ночные переходы по бездорожью (чтобы не привлекать внимания) выматывали, сутками не расседланные лошади набивали холку, резали ноги о замерзший наст. Местное население принимало всадников за одну из многочисленных разбойных банд и разбегалось. Проводники отказывались идти или заводили текинцев в болота и чащобы, после чего бежали.

У Писаревки лошадь Корнилова понесла прямо на большевистские пулеметы, ее с трудом остановил повисший на поводьях ротмистр Натансон.

На седьмой день похода у станции Унечи добровольно вызвавшийся показать дорогу очередной крестьянин-проводник навел текинцев на засаду под пулеметный огонь, 1-й эскадрон станцию обошел и в полном составе угодил в плен. Под станцией Песчаники колонну обстрелял бронепоезд, лошадь вынесла Корнилова из-под огня и пала.

Большие потери совершенно деморализовали даже текинцев. Солдаты отказывались идти дальше, так как «вся Россия — большевик». Пошли разговоры о капитуляции. Корнилов собрал на поляне остатки полка (120–125 сабель) и выступил с речью: «Я даю вам пять минуть на размышление, после чего, если вы все-таки решите сдаваться, вы расстреляете сначала меня. Я предпочитаю быть расстрелянным вами, чем сдаться большевикам».

Это произвело впечатление. Ротмистр Натансон, спасший генерала под Унечей, потерявший в бою папаху, встав на седло, с поднятой вверх рукой, закричал толпе: «Текинцы! Неужели вы предадите своего генерала? Не будет этого, не будет!.. 2-й эскадрон садись!»

Нехотя взобрались в седло, но было ясно, что Текинского полка как боевой единицы уже не существует. Сначала решили разделиться с тем, чтобы часть людей шла на Стародуб и Трубчевск, а Корнилов с эскадроном — на Новгород-Северский. И этот отряд несколько раз натыкался на засады, нес потери. В селе Погар Корнилов пал духом и решил пробираться один. Переоделся в крестьянский тулуп, рваные валенки, достал сани и с паспортом беженца из Румынии Лариона Иванова убыл в неизвестном направлении.

6 декабря грязный больной оборванный старик с большим трудом вылез из поезда на вокзале Новочеркасска. В штаб генерала Алексеева его не хотели пускать из-за жуткого зловония, исходящего от преющей одежды. Дедуля смахнул замшелый малахай и рухнул в кресло: «Не мельтешите, поручик, я — генерал Корнилов».

Отмылся и оделся бывший Главковерх лишь в доме № 33 войскового старшины Василия Дударева, что на Ермаковском проспекте Новочеркасска, куда к нему перебрались жена Таисия Владимирована, дочь Наталья и семилетний сын Юрий.

Остатки Текинского полка рассеялись кто куда. Часть ушла в Киев, часть попала в плен и была отправлена в Брянск. Лишь десяток офицеров добрался до Дона. Почти все они погибли в последующих боях. Стало быть, придется признать, что первую же военную операцию Белой Армии генерал Корнилов по сути провалил.

К тому времени в Новочеркасске страсти кипели вовсю. Сразу после большевистского переворота сюда прибыл генерал Алексеев.

Задолго до этого параллельно с заседаниями Предпарламента в Петрограде он со своего обиталища в общежитии на Галерной улице начал создавать подпольную военную организацию, впоследствии получившую его имя (одно время называлась «Белый крест»). Костяк ее составляли офицеры-запасники, юнкера, кадеты, те, кто не подвергся еще разложению полит-бомондом и не был запуган солдатской массой. Из них создавались «пятерки», во главе которых ставились «наиболее твердые, прочные, надежные и дельные руководители».

К работе Алексеевской организации было привлечено общество «Капля молока», которое использовалось через командира Измайловского полка полковника Евгения Веденяпина как питательный пункт и «управление этапного коменданта». Сотрудничали алексеевцы с «Обществом Русской государственной карты» известного монархиста Владимира Пуришкевича. Попытался было генерал воспламенить старых «спонсоров»-банкиров из «Совещания общественных деятелей», но без особого успеха.

Надеялись сначала поучаствовать в подавлении восстания большевиков в Петрограде, но, как с горечью стало понятно, к 25 октября членов организации насчитывалось несколько тысяч, но только сотня во главе со штабс-капитаном Василием Парфеновым реально готова была взять в руки оружие. Подавляющее большинство офицеров, получив от Алексеева документы и деньги, просто исчезли.

За неимением реальных сил с 16 октября решили просто переправлять верных людей на Дон к Каледину. По договоренности с атаманом все прибывающие сюда алексеевцы объявлялись «беженцами, спасавшимися от ига большевиков», и как беженцы имели право на получение общежития. В качестве места сбора в Новочеркасске им был выделен лазарет № 2, расположенный на углу Барочной улицы и Платовского проспекта, в доме № 36, неподалеку от городского рынка. Лазарет был рассчитан на прием 250 человек.

Генерал Алексеев, которому вновь не доверили быть «спасителем Отечества», исчез из Петрограда 30 октября. В этот день он вместе с ротмистром Шапроном, полковником Евгением Веденяпиным и начальником управления железных дорог Временного правительства инженером Эрастом Шуберским сели чуть ли не в последний поезд, отходящий с Николаевского вокзала в Ростов. Алексеев — с фальшивыми документами на имя отца супруги одного из членов своей организации инженера Сергея Щетинина Натальи Павловны, сестры милосердия Кауфманской общины Красного Креста.

Проводник вагона, ранее служивший в Ставке, сразу узнал загримированного старичка в круглых очках с железной оправой: «Не желаете чайку, Ваше Высокопревосходительство?» Из купе 1-го класса ему показали наган, и проводник понял, что чайком тут точно не балуются.

2 ноября без особых приключений Алексеев прибыл в столицу донского казачества, где перед ним вытянулись по стойке «смирно» шесть офицеров и юнкеров Алексеевской организации, как оказалось, ехавших в том же поезде.