Но он не знал, когда скажет жене о том, что хотел бы иметь большую семью, не знал даже, скажет ли вообще. Однако Маркус не сомневался: они с Гвен будут славно проводить время, пытаясь произвести на свет эту семью. Да, они прекрасно поладят, и не исключено, что их совместная жизнь продлится гораздо дольше — вовсе не семь с половиной лет. Более того, вполне возможно, что им всю жизнь суждено прожить вместе. Да, очень даже возможно.

Неужели Гвен действительно его судьба?

Впрочем, какое это имеет значение? Теперь она его жена, и если ему повезет, то так будет всегда. За это нужно сказать спасибо их отцам. И, конечно же, следует поблагодарить мифические судьбы, которые следили за ними из своего укромного местечка в саду и сделали так, чтобы они встретились. Сделали так, чтобы никто из них не успел до этого встретить свою любовь и чтобы у них не оставалось выбора.

И тут его поразила совершенно неожиданная мысль. Он прекрасно знал, почему женился на ней, но понятия не имел, почему Гвен вышла за него. У него-то действительно не было выбора, но ведь она сначала ему отказала. Он был ужасно рад, что она передумала, поэтому ни разу не задумался о том, почему она передумала. Конечно, для того, чтобы получить завещанные отцом деньги, те самые, которые, по ее словам, она берегла на будущее. Но ведь ей это соображение и в голову не пришло, когда она поначалу отказала ему и заявила, что вполне довольна своим скромным доходом. Что же изменилось?

Но может быть, ей нужен личный капитал не для себя, а для кого-то еще? Не вернулась ли в ее жизнь какая-то прошлая любовь? Не требовал ли этот человек денег по какой-либо причине? Или, что еще хуже, не собиралась ли она оставить мужа ради другого? Возможно ли такое?

Господи, о чем он думает? Никогда еще воображение у него так не разыгрывалось. Да он никогда и не считал себя человеком с богатым воображением. Разумеется, это совершенная нелепость — не было в жизни Гвен никакого другого мужчины. Просто его собственные романы навели его на мысль… о чем-то несуществующем. Гвен не сделала ничего, что свидетельствовало бы об этом. И, конечно же, она ничего от него не скрывала.

И все-таки… Она ведь сказала, что он не первый делает ей предложение.

Смешно. Сама мысль нелепа. Гвен очень неглупа и привыкла жить сама по себе, но она не способна обмануть его. Возможно, предложение ей действительно делали, но не более того.

Но ведь он плохо знает ее… Она же все-таки настояла на том, чтобы самой распоряжаться своими деньгами, а также каким-то домом.

Гвен вздохнула во сне и еще крепче к нему прижалась. Маркус обнял ее и решил не поддаваться своим тревожным мыслям. Эта проблема не имела ничего общего с ней — а только с ним. Он всю жизнь опасался женских козней и теперь, женившись, заподозрил в обмане даже собственную жену, хотя она, конечно же, ничего от него не скрывала и не утаивала. Он придумывал фантастические истории лишь для того, чтобы полностью не отдаться чувству. Он боялся по-настоящему привязаться к женщине, потому что опасался измены.

А может быть, он уже ее полюбил? Что ж, бывают в жизни неприятности и похуже. Влюбиться в собственную жену — еще не самое страшное. Ведь она ему нравится — в этом нет сомнений. Следовательно, он вполне может ее полюбить.

Это вопрос доверия. Он должен доверять своей жене. И, что еще труднее, должен доверять самому себе.

Мужчины особенно часто вызывают любовь, когда они глупы. Глупы же они бывают почти всегда.

Франческа Френо

Гвен посмотрела на свое отражение в высоком зеркале, стоявшем в простенке наверху лестницы, и невольно улыбнулась. В своем новом платье — первом из тех, что должны были прибыть в Пеннингтон-Хаус в течение следующей недели, — она казалась довольно хорошенькой. Возможно — необычайно хорошенькой. Во всяком случае, так полагал Маркус, а значение имело только его мнение.

За четыре дня, прошедшие после венчания, у Гвен появилось странное ощущение — казалось, она впервые в жизни обрела свой дом. Да, она не была чужой, Пеннингтон-Хаус стал для нее настоящим домом. К тому же она чувствовала, что начинает привязываться к Маркусу и его матери. Более того, чувствовала, что она им нужна — и это было, пожалуй, самое удивительное.

Такое счастье ей и во сне не снилось. Настоящее, истинное счастье. Она видела это счастье, глядя на свое отражение в зеркале. Кожа ее сияла, глаза блестели, и на лице появилась блаженная улыбка. И теперь в самое неподходящее время ее охватывало желание рассмеяться. Поступь ее была легка, и на сердце тоже легко. Однако это никак не связано с новыми платьями, какими бы очаровательными они ни казались, и очень мало связано с новой жизнью, которую она совершенно случайно обрела. Это было какое-то нелепое ощущение счастья, «виновником» же являлся ее муж — только благодаря ему она чувствовала себя счастливой.

Только благодаря Маркусу.

Стоило ей подумать о нем — и на лице ее тотчас же появлялась глупейшая улыбка. Он, наверное, самый удивительный человек из всех, кого она знала. Он заботлив, внимателен и все время заставляет ее смеяться. Она и не думала, что можно столько смеяться! И потом, он обращается с ней так, словно она важна для него, словно она — самое дорогое в его жизни. Словно ее мысли, ее слова, ее мнения что-то значат для него. А когда муж обнимает ее, она забывает обо всем на свете, и в эти мгновения для нее существует только он, Маркус.

Конечно, ей очень нравился и друг мужа, лорд Беркли, который довольно часто бывал у них, но это совсем другое. Беркли ей нравился, как нравился бы любой друг, хотя раньше у нее никогда не было друзей-мужчин. Она считала его очень забавным и не находила ничего более приятного, чем наблюдать за перепалками между Беркли и мужем. Мужчины были близки, как братья, и Гвен была рада, что Беркли, судя по всему, относится к ней с одобрением. И, разумеется, она с удовольствием проводила время в его обществе.

Но Маркус нравился ей совершенно по-другому. Муж ей нравился именно за то, что он был еще и ее любовником. Тем не менее она не была в него влюблена и не собиралась влюбляться в будущем, Конечно, некоторую нежность она к нему питала. Однако он вызывал у нее одно по-настоящему сильное чувство — вожделение. Да, она именно вожделела. Но не более того. Впрочем, это было совершенно необыкновенное, восхитительное чувство.

Гвен в последний раз кивнула своему отражению в зеркале и начала спускаться по лестнице, не обращая внимания на легкое недомогание — прямой результат последней ночи. Горничная сообщила ей, что в гостиной ее ждет визитер, и она решила, что это один из многочисленных посетителей, желавших познакомиться с молодой графиней Пеннингтон.

Графиня Пеннингтон? Гвен невольно усмехнулась. Она явно не чувствовала себя графиней, хотя все — от визитеров до торговцев — обращались к ней именно так. Изменение в ее жизни произошло слишком уж внезапно, и это даже немного пугало. Накануне леди Пеннингтон возила ее к своей модистке, к сапожнику и к портнихе, и Гвен ужасно устала от бесконечных примерок. Да, это было очень утомительно, хотя ей и казалось, что нет ничего более волнующего: тебя окутывают рулонами шелка всевозможных цветов, и ты, стоя перед зеркалом, смотришь, какой цвет лучше всего подчеркивает синеву глаз. А потом тебе показывают перчатки, которые облегают руку, точно вторая кожа. Или когда ты примеряешь туфельки, такие тонкие, что они повторяют очертания ступни. К тому же посещения лавок и магазинов давали прекрасную возможность каждый день навещать девочек.