На земле между низкими колючими кустами на боку лежали два голых мужских тела. Окоченение, грязь и лиственная труха, их покрывавшая, свидетельствовали о том, что тела находились здесь по меньшей мере сутки. По их состоянию было ясно, что они умерли на Норт-Тамаринд, 2307. Дэнни отвел ветку куста, наклонился и захватил этот кошмар крупным планом своей мысленной кинокамеры.

Трупы уложены в позе «69» — лицо одного в пах другого. Гениталии одного приставлены ко рту другого. Руки мертвецов уложены на колени друг другу. У более крупного трупа на правой руке отсутствовал средний палец. Глаза у обоих были целы и широко раскрыты; спины изрезаны, как у Марти, лица — тоже. Дэнни осмотрел прижатые друг к другу грудь и животы мертвецов; увидел кровь и внутренности.

Дэнни поднялся. Патрульные курили, топтались вокруг: теперь о тщательном осмотре места преступления и думать нечего. Они то и дело бросали взгляды на Дэнни. Наконец самый старый из них спросил:

— Эти двое, как твой?

— Практически идентичен, — ответил Дэнни, думая, как бы притащить фотоаппарат из своего чемодана, чтобы сделать снимки, прежде чем эти дураки лишат его этой возможности. — Кто их нашел?

За всех ответил тот же старший:

— Сторож видел, как с горы бежал один алкаш, вопил как резанный. Он поднялся посмотрел. Позвонил нам, вернулся и стал блевать. Мы отослали его домой. Когда сюда приедут из убойного отдела, тебя тоже отправят домой.

Другие копы засмеялись. Дэнни пропустил это мимо ушей и пошел к машине за фотоаппаратом. Он уже был почти у своего «шевроле», когда на стоянку въехали машина без опознавательных знаков и фургон коронера. Они остановились рядом с патрульными машинами.

Из автомобиля без опознавательных знаков вышел крупный мужчина с мясистым лицом и уставился на Дэнни. Дэнни его знал по газетам: старший детектив сыскного отдела голливудского участка, сержант Джин Найлз, засветившийся в деле Бренды Аллен. Судить его не стали, но отменили представление на звание лейтенанта и предполагавшееся повышение по службе. Ходил слух, что он брал с девочек Бренды не деньгами, а натурой. Однако костюм сыщика говорил о другом: великолепный синий блейзер и серые фланелевые брюки с идеальной склад-Кой. Все сшито на заказ. Такой одежды ни один честный коп не может себе позволить. Санитары вытащили две пары складных носилок. Дэнни понял, что Найлз учуял в нем копа, который его опередил, и поглядывал на Дэнни с все возрастающим любопытством и раздражением: игрок на чужом поле, слишком молодой для убойного отдела…

Сошлись они на полпути. Назревала ситуация, дающая толковому копу хороший повод показать себя. Дэнни сказал:

— Я из службы шерифа.

Найлз рассмеялся:

— А вы не ошиблись юрисдикцией, помшерифа? Слово «помшерифа» было произнесено с нескрываемым презрением.

— Я расследую убийство, — сказал Дэнни. — Почерк почти идентичен сегодняшним убийствам.

Найлз сверлил его глазами:

— Вы что, спите в одежде, помшерифа? Дэнни стиснул в кармане кулаки:

— Я был на дежурстве. Осуществлял оперативное наблюдение.

— Слышали о том, что заступая на ночное дежурств нужно брать с собой бритву, помшерифа?

— А вы слышали о том, что такое профессиональный этикет, Найлз?

Сержант посмотрел на часы:

— Значит, читаете газеты. Хорошо. Тогда ответьте мне вот на какой вопрос: как вы оказались здесь через двадцать две минуты после того, как мы получили сигнал в участке?

Дэнни знал: чем наглее будет его ложь, тем убедительнее она прозвучит:

— Я покупал пончики на Вестерн, а мимо как раз проезжала патрульная машина. Я услышал переговоры по рации. А вы где так задержались? Заезжали сделать маникюр?

— Год назад ты бы у меня за такое попрыгал.

— Год назад вам светило блестящее будущее. Так что, послушаем о моем убийстве или будем дальше злиться?

Найлз снял с блейзера пушинку: — Диспетчер сказала, что это похоже на разборку педов. Я этого терпеть не могу. Если у вас дело тоже касается педов, я об этом знать не хочу. Счастливого пути, помшерифа. Купите себе приличный костюм. У жидка Микки есть магазин мужского платья: говорят, своей пацанве он дает скидку.

Взбешенный Дэнни пошел к своему «шевроле», доехал до перекрестка Лос-Фелис и Вермонт. Позвонил из телефона-автомата доктору Лейману, которого известил, что к нему скоро прибудут два трупа, как две капли воды похожие на Мартина Гойнза, и попросил сделать их вскрытие лично. Через минуту мимо Дэнни в южном направлении проследовала машина Найлза и фургон коронера, без мигалок и без сирен, не торопясь, будто в отпуск отправлялись. Дэнни выждал пять минут и кратчайшим путем поехал в центр, оставив машину возле склада через улицу от морга. Караван подъехал еще через четырнадцать минут. Найлз вел себя как большой начальник: Покрикивал на санитаров, пока те переносили носилки с телами в морг. Помогать разгрузке вышел Нортон Лейман. Дэнни слышал, как он отчитывает Найлза за то, что тот разъединил трупы.

Дэнни сел в машину и стал ждать. Он потянулся, закрыл глаза и попытался уснуть, зная, что раньше чем через четыре часа результатов вскрытия ждать не придется. Но ему не спалось. День выдался жаркий, машина раскалилась, в ней было душно, обивка сиденья стала липкой. Потом сон все же начал одолевать Дэнни, но тут он стал вспоминать, кому и что наврал, о чем говорил и о чем говорить не стоило. Появление в 6 утра у лотка с пончиками может быть объяснено тем, что он проводил время с женщиной, а потому оказался на улице в столь неурочный час. Так что изложенная полицейским версия будет звучать вполне убедительно. Ему надо улестить Карен, чтобы она молчала о его тайном вторжении в дом на Тамаринд, 2307. Ему нельзя никому показывать содержимое своего чемоданчика. Он был обязан проинформировать полицию о письме Мартина Гойнза, благодаря которому он нашел его квартиру, отнеся событие к более позднему времени и не показывая, сколь оно важно, чтобы они сами отыскали место бойни. Оставался еще Лео Бордони, но, наверное, у того хватит ума лечь на дно. Нужно подготовить легенду о том, где он провел вчерашний день. Дутый отчет Дитриху — лучше ничего не придумаешь. Остается серьезная опасность: что, если во время проведения полицейских опросов на Тамаринд, кто-нибудь из местных сообщит о коричневом «шевроле» 1947 года, оставленном на ночь у квартиры Гойнза. Может, лучше перехватить инициативу, первым найти свидетелей из соседних домов, сообщить о письме. В этом случае есть надежда, что худшим для него исходом станет обвинение, что он вовремя не предоставил ценную информацию. Если полиция решит не раздувать дело о двух трупах (Найлз, как руководитель расследования, терпеть не может «разборки педов»), может, они и копать не станут? Звонок из Лексингтонской лечебницы он принял лично на коммутаторе Карен. Если дело запахнет керосином, не выболтает ли она все, что знает, чтобы выгородить себя? Не поможет ли соперничество управления шерифа и городской полиции свести всю эту историю к тому, что касается только его лично?