«Ох, Лилли, благослови тебя Бог».

— Как думаете, можете попробовать встать? — спросил Гидеон.

— Да.

Если это означает, что она почистит зубы и что-нибудь попьет, то она может попробовать даже станцевать.

С его помощью она поднималась медленно и осторожно, но все вокруг все равно кружилось и расплывалось.

Гидеон крепче обхватил ее за талию, когда Уиннифред покачнулась.

— Тише.

— Нет, нет, все хорошо. — Ноги ее были слабыми, но устойчивыми, головокружение уже проходило. — Можете отпустить меня.

Он вглядывался в нее, между бровей залегла морщинка.

— Вы уверены?

Уиннифред кивнула, и он медленно отпустил ее, держа руку в нескольких дюймах от талии. Видя, что Фредди не собирается падать, он осторожно отступил на шаг. Теперь, когда Гидеон больше не загораживал ей видимость, она заметила, что на земле расстелено одеяло, а сверху разложена всякая еда.

— Что это?

— Пикник своего рода. У нас тут хлеб, сыр, яблоки и разбавленное пиво.

— Но остальные… — начала Уиннифред.

— Тоже подкрепляются на свежем воздухе, только у них еще и сдоба. Полагаю, вы к ней пока не готовы?

— Нет, благодарю.

— Так я и думал.

Он обошел ее и поднял с земли свое пальто. Так вот что он подкладывал ей под голову вместо подушки, размышляла Уиннифред. Значит, его запах все- таки ей не почудился.

Со слабой улыбкой она отошла в сторонку, чтобы почистить зубы. Ощущение было просто божественным, и, присаживаясь к Гидеону на одеяло, она чувствовала себя уже значительно лучше.

— Начните с хлеба, — предложил Гидеон и, отломив маленький кусочек, подал ей.

— Не знаю, смогу ли я.

Это была не совсем правда. Она не сомневалась, что сможет есть. По сути дела, она вдруг ужасно проголодалась. Вот только совсем не была уверена, что еда останется в ней.

— Ну, всего один маленький кусочек.

Она попробовала и удивилась, обнаружив, что это еще немного помогло успокоить желудок. Осмелев, она снова потянулась за хлебом и кусочком сыра.

— Не так быстро, — предупредил Гидеон. — И не слишком много.

Она откусила немножко и промычала:

— М-м. Это же просто амброзия.

— Очень рад это слышать.

Какие-то странные нотки в его голосе заставили ее поднять голову. Он выглядел не просто довольным.

— Вы… смеетесь?

— Разумеется, нет.

Он поднес кулак ко рту, чтобы откашляться, но Уиннифред все же заметила улыбку.

— Смеетесь, — обвинила она. Оскорбленная и немножко обиженная, она отложила еду. — Почему, черт побери, вы смеетесь?

— Я счастлив видеть, что вам лучше.

— Ну, знаете! Я, может, серьезно больна, а вы…

— Уиннифред, — сказал он с улыбкой, — вас укачивает.

Если б он сказал ей, что она царица Савская, то и тогда Уиннифред не была бы так потрясена. Она уставилась на него, разинув рот, потеряв дар речи.

— Кто бы мог подумать? — Гидеон взял ее кусок сыра и съел его весь. — Наша Уиннифред — нежное создание.

Она снова обрела голос:

— Нежное…

— Как лепестки орхидеи, — промурлыкал Гидеон поэтично и, на ее взгляд, глупо. — Как снежинка весной.

Из ее горла вырвалось что-то похожее на смех.

— Снежинка?

— Именно. — Гидеон откусил хлеб. — Определенно диваны в светских гостиных в этом сезоне будут использованы правильно. Я надеюсь, Лилли объясняла, как должным образом изображать Обморок? Потому что мне бы не хотелось, чтоб вы беспорядочно стукались о мебель. Это ж целое искусство…

— Я никогда в жизни не падала в обморок. — Не считая того, что было несколько минут назад.

— А мне показалось, что всего…

— У вас есть что-нибудь еще, кроме разбавленного пива? — быстро спросила она.

— Боюсь, нет; Если только вы не желаете глотнуть джина из фляжки одного из наших верховых.

— Нет, спасибо. — От одной только мысли об этом ее снова замутило. Она сморщила нос и покачала головой. Откусила еще кусочек хлеба с сыром и задумчиво нахмурилась. — Вы уверены, что меня просто укачало?

Хоть она и не в восторге, но это все же предпочтительнее скарлатины, оспы или какой-нибудь другой ужасной и заразной болезни.

— Точно так же некоторых укачивает на море — морская болезнь называется, — поэтому да, я уверен. Видел ее много раз. — Гидеон махнул рукой в сторону дороги. — Это от постоянной качки.

У Фредди опять пропал аппетит.

— До Лондона нам еще ехать и ехать.

— Есть способы облегчить недомогание, — мягко заверил Гидеон ее.

— Вы уверены?

— Обещаю. — Он подтолкнул ее руку, держащую еду. — Попробуйте еще немножко поесть.

Решив довериться его опыту в таких делах, Уиннифред послушалась. Они неторопливо ели, и Уиннифред с каждой минутой чувствовала себя все лучше. К тому времени как Гидеон собрал одеяло и остатки еды, она снова чувствовала себя почти человеком. Почти.

— Хотите еще чего-нибудь, прежде чем мы поедем? — спросил Гидеон, когда они выходили из леса.

Домой. В свою кровать в домике садовника. Она удержала слова при себе, надеясь, что тоска по безопасному и знакомому пройдет вместе с остатками недомогания.

— Нет, мне уже гораздо лучше, спасибо.

Ее уверенность пошатнулась, когда они дошли до опушки у дороги. При одном лишь взгляде на карету Уиннифред стало нехорошо. Она заколебалась и, не думая, потянулась к руке Гидеона.

— Мне кажется, я не смогу…

— Вам и не придется, — мягко отозвался он. — Поедете сверху.

Не успела она ничего ответить, как Лилли вылетела из кареты в мелькании голубых юбок.

Гидеон позволил Лилли немножко поохать над состоянием подруги, после чего помог Уиннифред забраться на козлы. Вместо того чтобы возвращаться на свою лошадь, он устроился на сиденье рядом с ней. Исключительно по причине безопасности, заверил он себя. Намного лучше, если они с Питером будут поддерживать ее с обеих сторон — и его логика получила подтверждение, когда голова Уиннифред склонилась и легла ему на плечо в первые же десять минут.

Но чем бы Гидеон ни оправдывал свое решение, в глубине души он знал правду. Ему хотелось быть с ней рядом. Хотелось любоваться ею спящей. Хотелось успокаивающей близости ее теплого тела.

Сердце его едва не остановилось, когда он нашел ее на земле возле речки. Когда же она страдальчески застонала, оно вновь забилось медленными, болезненными толчками. В ту минуту он бы отдал все на свете, чтобы помочь ей, все, чего бы она ни захотела. Если б она попросила вернуться в Мердок-Хаус, он бы развернул карету, и к черту Лилли и его брата.