– У тебя руки в крови, – подсказала Марта.

Я непонимающе взглянул на ладони, оттер в тазике пальцы и завалился на кровать. Ведьма подошла и стянула с ног сапоги, кинула их к двери.

– Развести вытяжку из корня мандрагоры? – спросила девчонка.

Я удивленно вскинулся.

– У тебя есть?

Марта развязала матерчатый мешочек и показала небольшую бутылочку.

– Забрала из тайника.

– Давай! – хрипло выдохнул я.

Ведьма налила в кружку немного воды, добавила в нее пару капель настойки и протянула мне. Я жадно влил в себя отдававшую кислинкой жидкость, и в желудок словно провалился кусок льда.

Тогда Марта забрала кружку и поставила ее на стол, а сама принялась разогревать воду. Я же откинулся на подушку и помассировал виски. Огонь в груди понемногу угасал, головная боль сменялась приятной сонливостью. Хуже всего дела обстояли с левой рукой. Изготовление лунной нити потребовало предельного напряжения всех сил; зуд и жжение отступали очень уж неохотно. А еще на самой грани слышимости гудели осы.

Сегодня они были рядом. Очень-очень близко…

Ведьма залила теплой водой лоскут, в который предварительно завернула пригоршню разных трав и цветков, слегка отжала его и протянула мне.

– Приложи к носу.

Я не стал отказываться от компресса, сделал, как просили. Лишь указал на стоявшую на столе баночку и велел смазать ожоги на запястьях целебным бальзамом.

– Пройдет! – легкомысленно отмахнулась девчонка.

– Как знаешь…

Какое-то время я лежал с компрессом и понемногу провалился в полудрему, потом вырвался из нее, встрепенулся и отыскал взглядом Марту, сидевшую перед камином и молча смотревшую на багровевшие в очаге угли.

– Иди спать! – позвал я ведьму.

Девчонка спешно поднялась на ноги и спросила:

– Я прощена?

«Простить едва не ставший смертельным тычок ножом не так-то просто», – мог бы ответить я, но ничего не сказал. Я уже спал.

Уром проснулся с пересохшей глоткой и до звона пустой головой. Левая рука нисколько не беспокоила, и я бы даже испугался своей зависимости от корня мандрагоры, если б не тошнота, которая накатила от одних только воспоминаний о крутившей суставы ломоте. Травяной компресс тоже проявил себя наилучшим образом: отек носа спал, а синяки под глазами поблекли и стали почти незаметны.

А вот на душе скребли кошки. Мерзко я себя ощущал и погано, будто с ног до головы вымазался в грязи. И еще пустота… Я слишком многое поставил на одну карту, а моя ставка не сыграла. Ничего не вышло, безумное действо обернулось пшиком.

Святые небеса! Я вытянул пустышку! Не помог брату, да еще и сам замарался при этом в такой пакости, что вовек не отмыться! Шутка ли – обратился к одному из князей запределья!

Страшно. Было безумно страшно. Так и казалось, что вот-вот раздастся требовательный стук в дверь, добрые братья вывернут руки и потащат в мрачные сырые казематы. Слишком много на душе накопилось грехов, слишком часто стал ходить по самому краю, нарушая как законы земные, так и уложения небесные.

Мелькнула мысль, что становлюсь ничуть не лучше чернокнижников и сам делаюсь одним из них, но я выкинул ее из головы. Ну уж нет! У меня есть цель, и пусть я не продвинулся к ней ни на шаг, но поздно волосы на голове рвать. Как писал Анатоль вон Крупп в своей балладе «Война»: «Выбор сделан, и нужно идти».

Да! Выбор сделан уже давно, путь определен, и ничто и никто не вынудит меня свернуть с него. Никогда!

Я собрался с решимостью, заставил себя позабыть о душевных терзаниях и уселся на кровати. Раздеться вчера не удосужился, и одежда была мятой, а еще пыльной и пахла едким лошадиным потом. Пришлось облачаться в парадный наряд, который до этого надевал лишь на бал-маскарад. Заодно зарядил пистоли и закрепил их в оружейной перевязи.

После я напился холодной воды и пристально уставился на Марту. Та явственно поежилась, но взглянула в ответ с некоторым даже вызовом.

– Что еще?

– Собирайся!

У девчонки от обиды задрожала нижняя губа, а глаза наполнились слезами. Но слабость оказалась мимолетной; характер у ведьмы был бойцовский, а хватка – волчьей.

– Филипп, ты же обещал! – выкрикнула она. – Ты обещал!

Я выставил перед собой руку и потребовал:

– Рот закрой и не ори!

Марта шумно засопела, но послушалась и голосить перестала.

– В мое отсутствие это не самое безопасное место, понимаешь? – произнес я. – Сюда могут прийти с негласным обыском. Наткнутся на тебя – пропадем оба.

– И что делать?

– Собирайся! – повторил я. – Познакомлю тебя кое с кем.

Марта поспешно нарядилась мальчишкой, и мы спустились на первый этаж. Дверь в каморку под лестницей оказалась слегка приоткрыта, маэстро Салазар сидел на незаправленной кровати и смотрел прямо перед собой. Пальцы его беспрестанно сжимались и разжимались на рукояти шпаги.

– Ты видишь их? – спросил он вдруг. – Филипп, скажи: ты тоже видишь их?

Микаэль глядел на пустую стену, но интересовался отнюдь не исчертившими побелку трещинами.

– Нет, не вижу. Какое мне дело до твоих мертвецов? – поморщился я. – Со своими бы разобраться.

Маэстро кивнул и как-то враз сбросил оцепенение, поднялся на ноги.

– И в самом деле, – горько усмехнулся он, заметил Марту и прищурился. – Не замечал за тобой прежде тяги к мальчикам. Помнится, ты говорил об одной особе…

– Она и есть. Потом объясню, сейчас не до того. – Я втолкнул ведьму в клетушку и скомандовал: – Располагайся! Будешь ждать меня здесь.

Марта спорить не стала и послушно опустилась на табурет. Микаэль оглядел ее с головы до ног и выдал:

Девчонка потянула носом воздух, будто хищный зверек, и не осталась в долгу:

– А с печенью у тебя, мил человек, совсем беда…

Маэстро Салазар ослепительно улыбнулся.

– Знаю, красавица. Уж мне ли не знать!

Словесная пикировка могла затянуться надолго, и я скомандовал:

– Довольно!

Микаэль многозначительно фыркнул, нахлобучил на голову шляпу, камзол закинул на плечо.

– Пора на службу? – спросил он, выйдя за порог.

– В сопровождении больше нет нужды, – покачал я головой. – Проблема на какое-то время решена.

Микаэль присвистнул, но от вопросов воздержался.

– Тогда попробую разговорить людей маркиза, раз тебе не нужен.