– О, бедный Вилли, как я тебе сочувствую. Конечно, несправедливо было бы требовать от тебя сражаться сразу с целым батальоном. Даже за прекрасные голубые глаза Лизхен. Хотя, мне кажется, в ней чуть-чуть многовато сдобы, но это, конечно, только на мой личный вкус, а многие от нее без ума. Ничего, обещаю, что скоро у нас здесь на каждого здоровяка будет по знойной латинской «мучаче».

Открыв массивную дверь, они вошли в кабинет коменданта, представлявший собой большой мрачный зал, оформленный в истинно тевтонском стиле. Вдоль стен громоздились книжные шкафы и креденцы из черного дуба с внушительными архитектурными формами и обильной резьбой, тяжелые бархатные драпри висели на дверях и высоких готических окнах, а в углу возвышались старинные напольные часы в резном деревянном футляре с бронзовым римским циферблатом, напоминавшие городскую башню. Впрочем, Ланселот заметил, что во всем кабинете нет ни одной книги, а полки книжных шкафов покрывает лишь пыль. Штандартенфюрер Крамер, которого Ланселот уже видел на причале, восседал за огромным письменным столом в глубоком кожаном кресле с высокой спинкой, прямо под парадным портретом фюрера, изображенного в полный рост. Штандартенфюрер был облачен в старую эсэсовскую форму черного цвета, которую наверху перестали носить еще в конце тридцатых. На его левом рукаве вызывающе краснела нацистская повязка с черным кантом и белым кругом с вписанной в него свастикой. На столе перед ним лежал черный люгер. Генрих Крамер, комендант Нового Берлина, доверенное лицо всесильного рейхсляйтера Бормана, когда-то был героем уличных схваток с коммунистами, в которых в 1925 году потерял глаз и приобрел несколько уродливых шрамов, делавших его внешность вполне инфернальной.

Образованные подчиненные за глаза, но не без опасливого восхищения, произносили имя коменданта на латинский манер – Генрикус Инститорис, как его знаменитого полного тезку пятнадцатого века – тоже Генриха Крамера, монаха доминиканского ордена и безжалостного охотника на демонов, прославившегося трактатом «Молот ведьм».

Крамер поднял на вошедших тяжелый взгляд.

– Вы можете быть свободны, штурмбаннфюрер, – сказал он, обращаясь к Вайцзеккеру. Когда тот вышел, Крамер с минуту молча изучал стоявшего перед ним американца, потом спросил:

– Итак, мистер Ланселот? Это ваше настоящее имя?

– Да, господин Крамер.

– Мне сказали, что вы военный, морской пехотинец армии США, это так?

– Верно.

– И что вы якобы потерпели кораблекрушение и по воле рока очутились на одиноком тропическом острове?

– И это правда.

– А правда ли, мистер Ланселот, или как вас там? Не принимайте нас за идиотов. Думаете, я поверил, что вы случайно оказались там, куда за хранившимся на острове грузом непременно придет подлодка, которая потом направится в Антарктиду и в итоге попадет сюда?

– Вы полагаете, что я шпион?

– Я не полагаю, я в этом убежден! Смотрите, какая интересная у нас получается картина. Сначала вы случайно попали на остров, потом случайно проникли в глубоко законспирированное золотохранилище, а перед этим, по всей видимости, совершенно нечаянно устранили двух опытных японских разведчиков, которые, как мне доложили, тоже не проводили там отпуск, а выполняли боевое задание, но потом куда-то бесследно исчезли. Не много ли удивительных совпадений?

– То есть, по-вашему, я специально сел на обреченный корабль, дал знать японцам, чтобы они потопили его в нужной мне точке, по пути прихватил жену французского посла, две недели добирался с ней почти что вплавь до суши, с необыкновенной точностью, без всяких приборов найдя в океане определенный остров, тут же устроил на нем землетрясение, открывшее мне пещеру Али-Бабы, и безошибочно рассчитал, что лодка придет туда не через месяц или год, а буквально на следующий день. И все это только для того, чтобы иметь сомнительное удовольствие повидаться с вами? Риски в подобном плане были бы так велики, что на каждом этапе его выполнения я с большой вероятностью должен был погибнуть. Или вы думаете, что только у вас везде умники, а в американской разведке сидят кретины? Если бы мне была поручена такая миссия, не проще было сразу забросить меня вместе с диверсионной группой прикрытия на остров, дав японцам возможность предварительно утопить рядом какой-нибудь транспорт, желательно подешевле, и внеся мое имя в число пассажиров на случай, если вам вздумается меня проверять?

– А кто сказал, что все не случилось, именно так, как вы говорите? Может быть, вас вовсе и не было на борту «Принцессы Елизаветы» и вы работаете на американскую разведку вместе с мадам Броссар?

– Резонно. Но тут есть одно «но», которое режет такую версию на корню.

– Какое же?

– Барон Броссар, посланник Франции на Гавайях и муж миссис Броссар. Он-то точно плыл на затонувшем судне, а его личность вам будет нетрудно проверить, поскольку Франция захвачена вами, немцами. Так что вряд ли они могли плыть порознь.

– Проверим. Хотя и посланника ведь тоже можно было завербовать.

Однако было видно, что слова Ланселота заставили Крамера задуматься.

– Но с другой стороны, – сказал он, вдруг растянув губы в недоброй улыбке и положив руку на пистолет, – есть и другие, более эффективные методы проверки. Наши специалисты при необходимости смогут разговорить любого, и вы, поверьте моему опыту, вовсе не исключение.

– Вы не посмеете, – спокойно сказал Ланселот.

– Это еще почему? Известно ли вам, что фюрер одиннадцатого декабря объявил Америке войну, так что вы теперь можете считаться военнопленным? А если вы рассчитываете на Женевские конвенции об обращении с военнопленными, то можете о них забыть. Ввиду крайней необходимости я могу от них и отступить, тем более что они действуют на земле, а вот под землей – это еще большой вопрос.

– Вот именно! Если бы мы были сейчас в Германии или, по крайней мере, на поверхности, то да, я был бы вашим пленным, и вы могли сделать со мной все, что угодно. Но насколько я понимаю, здесь германская колония сама находится как бы на птичьих правах, на территории, у которой есть собственные и очень могущественные хозяева, с которыми Америка не воюет. И они посредством мистера Томпсона предложили мне службу, на что я согласился. Так что в каком-то смысле не вы, а я нахожусь сейчас сверху.

От такой дерзости лицо эсэсовца налилось кровью, а своим единственным глазом он сверлил Ланселота горящим взглядом.

– Я вижу, наглости тебе не занимать, американец, – с холодным бешенством вымолвил он. – Но имей в виду, я буду следить за каждым твоим шагом, и когда ты оступишься, а ты обязательно когда-нибудь оступишься, я буду у тебя за спиной…. И кстати, миссис Джейн, с которой ты так приятно проводил время на райском островке, ни у кого вроде бы на службе не состоит. Так что смотри, любовничек. А теперь убирайся!

– Хорошо, господин комендант, буду смотреть. В оба! – рассмеялся Ланселот, закрывая за собой тяжелую дверь. Но даже через нее доносился яростный рев одноглазого монстра.