Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не выполнила обещания, Кристина, — сказал мне отчим. — Значит, мне придется выполнить свое.
Я в волнении подняла на него глаза. Он уже решил мою судьбу…
— Я не монстр, но договор есть договор. Ты его не выполнила. Через два дня ты уезжаешь в закрытую школу при монастыре. Извини, я тебя предупреждал об этом. Доучишься там, потом уедешь в Европу. Архипа забудь… Ты его больше никогда не увидишь. Если он, выживет, теперь, конечно…
Из моих глаз снова полились слезы. Сколько еще мне предстоит вынести?
— Иди к себе, — обратился ко мне отчим. — Начинай собирать вещи. И до отъезда ты под домашним арестом.
Я молча, пошатываясь от нервов и недосыпа, поднялась к себе.
Сидела в кресле у окна несколько часов к ряду и слушала периодически стоны и всхлипы Динки. Она тоже боялась за жизнь Архипа.
Потом позвонила Роману. Думать ни о чем другом, кроме как состояние Архипа, у меня не выходило.
— Ром, — говорила я в трубку не своим голосом. — Как он?
— Пока также, — отвечал друг. — Нет изменений.
— Но и в худшую сторону нет?
— Никаких нет.
— Ладно. Ты если что узнаешь, позвони мне, хорошо?
— Естественно.
— Спасибо. Пока…
Я повесила трубку и снова уставилась в окно.
Ад, беспросветный ад…
На следующий день ситуация повторялась. Я звониле Ромке, слышала, что состояние Архипа пока не меняется, почти не ела, пила одну воду. Мне ничего не хотелось.
После обеда в дверь моей комнаты постучали.
— Кристин? — позвал меня Владимир, который видимо, сегодня тоже был дома. Меня контролировал, скорее всего… — Спустись-ка вниз.
Я тяжко вздохнула. Волноваться мне было уже просто нечем. Что еще могло произойти за эти сутки? Не дай бог какие опять плохие новости, я не переживу…
Но я поправила на себе футболку, накинула ветровку, собрала волос в конский хвост и спустилась на первый этаж.
Внизу встретилась глазами с женщиной, что пришла в наш дом, и застыла.
Мама Архипа. Я запомнила ее несмотря на свое состояние.
— Что… Что случилось? — испугалась я не на шутку и еле удержалась на ногах, успела присесть в кресло.
— Кристина, здравствуй, — прошелестела женщина, которая от горя, как и я сама, была похожа на бледную тень самой себя.
— Здравствуйте…
— Ты меня помнишь? Я мама…Архипа.
— Да…
— Мне нужна твоя помощь.
— В каком смысле? — не поняла я. А потом тут же подобралась. — Неважно, я готова. Готова на все, что угодно, если ему это поможет.
Владимир следил за нашим диалогом молча, а теперь решил вмешаться.
— А что требуется от Кристины?
— Володь, я должна тебя просить… — посмотрела женщина на него. — Пусть Кристина поедет со мной в клинику.
— Зачем, Наташ? — спросил отчим.
— Мой сын нас не слышит, — опустила она голову. — Врачи говорят, что он может услышать, надо разговаривать с ним и он выйдет из комы. Может быть, он услышит Кристину?
— Ну, вообще-то, она под домашним арестом, — крякнул Владимир, задумчиво глядя на меня.
В дверном проеме торчала голова Динки. Она тоже наблюдала и ждала решения отца.
— Володь… — подняла Наталья заплаканные глаза на друга семьи. — Пожалуйста. Это наш последний шанс.
41
— Ладно, — выдохнул Владимир. — Едем все вместе. Дина, ты остаешься дома.
Дочка отчима тоже дернулась было к нам, но отец категорически остановил ее. Видимо, предполагал, что будет в клинике.
— Спасибо тебе, Володь, — прижимала руки к груди мама Архипа. — Век не забуду… Поехали тогда. В областную.
— Да, поехали.
Я надела куртку и кроссовки, Владимир накинул на плечи пальто, и мы все втроем покинули дом, чтобы забраться в машину, которая доставила нас в клинику. Мама Архипа ехала отдельно со своим водителем, а мы — с Владимиром.
На сей раз нас с Натальей без вопросов пропустили в отделение реанимации. Владимир остался ждать в коридоре, а мы пошли вперед, к той самой палате, где спал — я так решила для себя, мне так было легче — наш с ней любимый мальчик.
Мы шли молча, вдвоем — молодая и взрослая, две женщины, болеющие одним горем. Отца Архипа тут не было. Наверное, мама Архипа привезла меня сюда в тайне от мужа…
Она открыла передо мной дверь нужной палаты, и я вошла внутрь.
Сердце снова сжалось, когда я увидела его: снова бледным, под кучей медицинских трубок, неподвижного…
— Иди к нему, — подтолкнула меня мама Архипа к нему. — Поговори с ним… Попробуй ты.
Я почти бегом бросилась к нему и уселась прямо на пол возле его кровати. Осторожно прижалась щекой к его боку. Теплый. Сердце бьется. Он дышит, хоть и пока через аппарат. Он жив. Мой мальчик должен меня услышать! Просто не может быть иначе…
Я мягко взяла его большую руку, обычно такую сильную, горячую, а сейчас бездвижную, в свои ладони и прижалась к ней щекой. Стала тереться об нее котенком, пытаясь представить его снова здорового, который стоит передо мной с румянцем на щеках, улыбается и смотри на меня своими пронзительными синими глазами. Я верила, что однажды увижу его таким снова.
— Архип… — тихо позвала я его, ощущая, как лицо просто заливают мои слезы. — Архип… Вернись ко мне. Вернись… Мне так плохо без тебя. Я так тоскую, я так боюсь… Милый мой, любимый, пожалуйста, вернись. Не уходи, не уходи от меня. Я не смогу без тебя. Я люблю тебя, мой мальчик… Я так тебя люблю… Дай знак, что ты слышишь. Умоляю, услышь меня, Архип…
Я ощутила как его пальцы очень слабо, едва заметно сжали мою руку. Дыхание перехватило и я на миг застыла, чувствуя жизнь в нем. Сердце мое забарабанило так, что я слышала его удары у себя в ушах. Адреналин так и лупил по вискам.
Радость, растерянность, новые слезы от облегчения — все смешалось во мне воедино, грозя выйти из берегов и расплескаться.
Он со мной, он слышит!
— Боже мой… — я снова прижалась щекой к его руке. Стала целовать ее прямо при его матери. Мне было на всех все равно, он слышит! — Любимый мой, Архип… Солнце ты мое… Он…сжал мою руку!
Я обернулась к матери Архипа, продолжая прижиматься к руке парня.
— Он слышит.
