Он подался назад.

– Прости. Даже не знаю, зачем я это сказала. Он с удивлением увидел в ее глазах слезы.

– Что на меня нашло? Ведь я никогда не плачу.

Феба села в подушках и обхватила руками колени, словно пытаясь спрятаться от Дэвида.

Он заботливо укрыл ее покрывалом и обнял:

– Все хорошо, Феба.

Она прильнула к его сильному телу. Теперь глаза ее были сухими. В горле тоже пересохло, и она не могла сказать ни слова. Несколько минут они сидели молча.

– Неужели твой брак был таким несчастным, Феба? Вчера ночью, в гостинице ты сказала…

Все правильно. Она назвала свое замужество «формой проституции».

– Мне холодно, – пожаловался он. – Давай возьмем подушки и. одеяла и сядем возле камина.

Дэвид подвел ее к огню и быстро соорудил на краю толстого персидского ковра гнездышко из одеял и подушек.

– Подожди, – сказал он. – Я принесу тебе что-нибудь выпить.

Налив в рюмки бренди, лорд подсел к возлюбленной и вновь заключил ее в объятия.

Она пригубила спиртное и уставилась на языки пламени.

Мало-помалу Феба начала говорить. Ее отрывистые фразы казались островками звука в бескрайнем океане молчания.

– Мой покойный муж не был жесток ко мне… Во всяком случае, он не причинял мне физических страданий… Но в последние месяцы… Это было унизительно. Причем рядом всегда оказывался какой-нибудь ухмыляющийся лакей. Мне кажется, Генри нарочно заставлял меня пресмыкаться перед ним на людях. Это доставляло ему удовольствие… Мы с ним жили на широкую ногу. Роскошь, комплименты… Он любил кичиться своей исключительностью. Поднимаясь по лестнице Карлтон-Хауса, он представлял себя центром мироздания. Я была очень молода. Девоншир мне наскучил, а Лондон манил своей суетой.

Дэвид внимательно слушал ее путаную речь, не задавая вопросов, и Феба мысленно благодарила его за чуткость. При всем желании она не смогла бы объясниться лучше.

По правде говоря, она сама с трудом понимала то, что происходило в прошлом. Потом, со временем, она научилась отрешаться от суеты и посвящать себя любимому ребенку…

Но это была запретная тема.

– Теперь ты видишь, какая я обманщица. Я притворяюсь смелой и беспечной, но в глубине души…

– Ты не обманщица. Ты действительно смелая. Дэвида тронула откровенность Фебы, но он понимал, что она еще не готова проститься со своим прошлым. Ему оставалось только ждать… и любить.

Она положила голову ему на плечо. Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Вчера ночью я тоже сказал тебе что-то важное, – прошептал он. – После того, как ты назвала меня сатиром. Помнишь?

– Нет. Наверное, я отвлеклась. – Она усмехнулась. – Мне не часто доводится проводить ночь с сатиром.

– Я сказал, что буду любить тебя всю жизнь. И это правда. – Он взял ее за руку.

Она сжала его пальцы.

– Я буду любить тебя такой, какая ты есть.

Феба улыбнулась и слегка повела плечом. Дэвид нагнулся и поцеловал ее веки, потом щеки и кончик носа. Наконец, его губы остановились на ее губах. Он обнял ее еще крепче, и она прильнула к его сильному телу. Внезапно они отпрянули и удивленно уставились друг на друга.

– Прости. Я не хотел так быстро возбуждаться…

– Не извиняйся. Ты знаешь, я тоже чувствую…

– Ты тоже? Не может быть!

Дэвид медленно уложил Фебу на ковер, поглаживая ее дрожащее от страсти тело. Ее твердые, как вишневые косточки, соски терлись о его грубые ладони. В ложбинке у основания ее шеи скопились капельки пота, а на шее пульсировала жилка. Он припал губами к этому месту. Она затрепетала, как пойманная пташка.

Он раздвинул ее ноги и принялся раскрывать пальцами нежные лепестки, собранные в чудесный цветок из плоти. Она невольно вздохнула и выгнулась ему навстречу.

Дэвид навис над ней, и Феба обхватила ногами его талию. Он не ожидал, что она так сильна. Его бедра, ноги и живот напряглись от удовольствия, и он с готовностью погрузился в ее мягкое лоно.

«Со временем я помогу ей побороть мучительные воспоминания о прошлом», – подумал Дэвид, прежде чем окончательно забыться и отдаться во власть блаженства.

На следующее утро Феба проснулась одна. Ей понадобилось несколько минут, чтобы понять: она вернулась в зеленую спальню. Ее розовый халатик лежал в кресле возле кровати. На соседней подушке белела записка.

«Любимая!

Ты так крепко спала, что я сумел перенести тебя сюда рано утром, почти не разбудив. Ты помнишь, как заснула вовремя поцелуя? Надеюсь, ты понимаешь, почему я переложил тебя в твою постель. На нас смотрит вся домашняя прислуга, и ради нее мы должны соблюдать приличия.

Я уезжаю на несколько часов. Вернусь к завтраку, в девять.

Я принесу мои счета и корреспонденцию в комнату для завтраков и буду ждать тебя там.

Но не заставляй меня ждать слишком долго, соня! Предлагаю сегодня прокатиться верхом по холмам.

Целую, Д.

P.S. Я уже по тебе соскучился».

Феба смутно вспомнила, как он взял ее на руки – она прильнула щекой к его шее – и осторожно уложил на холодную шелковую простыню. Должно быть, это случилось рано утром: сейчас часы на камине показывали девять.

Феба зевнула, потянулась… Может, еще чуть-чуть поспать? Но нет, надо вставать. Она испытывала небывалый подъем сил. В комнате было тепло. Должно быть, пока она спала, служанка вновь растопила камин. Феба сбросила с себя одеяло. Витавшие в воздухе сладкие ароматы (на каминной полке стояли большие серебряные чаши с сухими цветочными лепестками) смешивались с терпким запахом, исходившим от ее тела. Она раскинула руки и ноги и глубоко вздохнула.

В стеклянные двери сочился слабый зимний свет. Интересно, что растет в саду? НавернЪе, какие-то вечнозеленые растения: остролист или плющ. Ей хотелось исследовать все уголки этого дома, осмотреть поместье и прокатиться на лошади по холмам.

И где же находится комната для завтраков? Надо позвонить Лисси. Феба умирала от голода. Кажется, миссис Йонг обещала на завтрак ветчину.

Она с удовольствием помылась в ванне, сделанной из бледно-розового мрамора с голубыми прожилками. Из кранов, весело журча, текла горячая и холодная вода.

Однако ванна была слишком большой – в нее без труда вместились бы двое, – и Феба чувствовала себя одинокой.

Весело напевая, она обсушила полотенцем мокрые волосы, завернулась в халатик и пошла искать звонок. Он обнаружился у двери, выходящей в коридор. Феба дернула за шнурок и вдруг услышала тихий шорох.