штаб размещается в полуразвалившемся здании управления: в одной половине здания идёт ремонт, в другой размещается штаб.

Когда все собрались, я осмотрел командиров и сообщил:

– Вы наверняка знаете, что будет война, немцы на нас нападут. У меня есть множество знакомых, а у них свои, а у тех знакомые контрабандисты, которые ходят на ту сторону. Уже месяц, как известно, что вой на начнётся двадцать второго июня в три часа тридцать минут утра. И все это знают, однако товарищи из Политуправления приказывают молчать: мол, это провокация.

– Я и сейчас это приказываю. Не нужно разводить панику, товарищ Туманов, – сказал комиссар дивизиона старший политрук Зиновьев, вставая со своего стула, стоящего в первом ряду.

– И запретили эвакуировать часть населения и семьи комсостава, – продолжил я, глядя политруку в глаза. – Только вот когда начнётся война, все командиры побегут спасать свои семьи. Я это знаю, сам побегу. И мне безразлично, что будет с дивизионом, потому что семья роднее, для любого нормального отца и мужа роднее. Не нравится? А так и есть. И тот, кто отдал этот преступный приказ, тоже знал, что так будет. Значит что, он враг?

– Разойдись! – скомандовал Зиновьев и повернулся ко мне. – Я запрещаю говорить на эту тему и запрещаю вывозить семьи.

– И что? – пожал я плечами. – Я этот преступный приказ выполнять не буду. Товарищи командиры, ночью самолётом я отправляю жену с её сестрой в Москву, есть двадцать свободных мест. Кто пожелает, встретимся на опушке леса у дороги на Волковыск, у поворота на хутор пана Казакевича.

– А ну за мной! – приказал покрасневший от ярости Зиновьев и повёл меня в свой кабинет. Командир дивизиона, капитан Лебедев, направился за нами.

Да, почти час оба меня распекали. Потом взялись за командиров, многие из них не ушли, общались, обсуждая сказанное мной. А я вернулся к работе. Сделал себе командировочное удостоверение: нужно съездить в Минск, выбить печатную машинку, сейчас это редкость и дефицит, так что причина для поездки уважительная. Но когда я принёс командировочное на подпись Лебедеву, он зарубил идею, велев просто отправить запрос: мол, привезут. Не понимает человек, что без личного присутствия и мелких подарков, просто так, нам никто не выдаст этот дефицит, там ведь на выдаче тоже не дураки сидят. В общем, плюнул на это дело.

До темноты мы собирали вещи, девчата попрощались с хозяйкой. Я пока остаюсь жить здесь, мои вещи тоже остаются.

Выехали на эмке. Зиновьев устроил засаду, на меня одного: его пропаганда сработала, и никто из командиров не решился последовать моему совету. Мы объехали место засады и выехали на поле. Я вышел из машины и отошёл в сторону – так, чтобы девчата меня не видели. Достал «Дуглас» и земляного голема, который тут же прошёл в кабину, закрыв за собой дверцу: он будет пилотировать.

Вернувшись к машине, я перегнал её поближе к самолёту и, пока девчата устраивались в салоне, освещаемом мягким светом ламп, и выбирали места поудобнее, занёс вещи. Потом убрал эмку в Хранилище и вернулся в салон. Моторы уже ревели, прогреваясь, и почти сразу, я только сесть успел, машина пошла на взлёт. Лететь всего ничего, едва тысяча километров, через три часа будем на месте. Пока летели, я уснул в кресле, девчата тоже дремали.

К Москве мы подлетели в час ночи. После посадки я отошёл в сторону и достал «Хамви»: ту же эмку доставать не хотелось. Подогнал машину к самолёту, устроил в ней девчат. Они с интересом изучали салон, удивляясь его необычному дизайну. Я объяснил, что это американская армейская бронемашина, мне её одолжили по случаю.

Перегрузив вещи в машину и убрав самолёт, я покатил в сторону Москвы, тут километров десять. Преодолели ручей вброд и, выбравшись на шоссе, въехали на улицы столицы. Если бы не ночь и плохое освещение улиц (у «Хамви» горели две фары и прожектор), долго бы мы не покатались: нас непременно остановили бы полюбопытствовать, откуда такой гигант квадратного вида.

А направлялся я к общежитию детдома, рассчитывая на то, что там нас примут даже ночью. Так и вышло. Я стучал в дверь, пока нам не открыли. Нам выделили койки в резервной комнате, я отнёс туда вещи, убрал машину в Хранилище и вскоре уснул, попросив разбудить меня в восемь утра.

Утром, когда девчата ещё спали, я надел форму и покинул общежитие. На улице, позаботившись, чтобы никто меня не видел, незаметно достал эмку и покатил на ней искать дома на продажу. Нужен риелтор или адвокат, это их специфика. Нашёл такую даму – между прочим, редкость, когда женщины подобным занимаются, в этой сфере без острых зубов не выживешь, тот ещё гадюшник. Она предложила мне на выбор пять домов, подходивших по тем параметрам, которые я ей озвучил. С ней я также договорился о помощи в получении паспорта для Ксении.

Потом я вернулся за девчатами, которые уже успели позавтракать в столовой общежития, забрал их, и мы все вместе начали объезжать адреса. Один домик, на холме, с видом на реку, настолько понравился сёстрам, что они сразу заявили: только он. Я выплатил хозяевам аванс, и началось оформление. Благодаря адвокату вся процедура заняла всего два дня, после чего Ольга стал хозяйкой дома. Мало того, мы купили ещё один дом, который выбирал уже я, оформив его на Ксению. Паспорт она как раз получила, причём неимоверно быстро, а ведь обычно месяц ждёшь. Дом был под сдачу, адвокат обещала помочь: ей с этого пусть небольшая денежка, но капает в карман.

Я познакомился с участковым и попросил его присмотреть за моей семьёй, тот обещал одним глазом приглядывать. Девчата обживались, на обеих я открыл в сберкассе счета, положив на каждый по пять тысяч рублей. Ольга начала задумчиво на меня поглядывать: мол, откуда такие деньги. Бывшим хозяевам дома я доплатил, чтобы они поскорее съехали, и они покинули дом, забрав с собой всю живность. Ну, мы купили свою на Птичьем рынке, да и запасы в погребе и подполе я оставил неплохие. Патефон и швейную машинку в дом – это обязательно. На кухне поставил харьковский холодильник. И наконец, купил Ксюше женский велосипед, обрадовав её до радостного визга.

Так пролетели трое суток, я провёл замечательные дни с девчатами. Ксюша все эти дни от меня не отходила, а наши бурные ночи могли разбудить кого угодно. Ольга пообещала, что после рождения малыша я буду весь её и отработаю за все пропущенные дни.

Но пришла пора