– На, неси их, заяц,– сказал он насмешливым тоном и вложил узел с останками в руку Михаила. От его тяжести у мальчика тут же подогну– лись колени.

Никита хотел помочь ему, но Франко поймал руку монгола:

– Пусть заяц донесет сам, если уж он так хочет стать одним из нас!

Михаил вгляделся в глаза Франко; они смеялись над ним и хотели, чтобы он упал. Он почувствовал, как внутри у него вспыхнула искорка. Она вспыхнула ярко-белым огнем, и жар злобы заставил Михаила напрячь– ся и распрямиться с узлом с костями в своих руках. Он прошел половину пути наверх, прежде чем его ноги стали сдавать. Франко прошел еще не– сколько шагов.

– Пошли! – нетерпеливо сказал он, и Никита неохотно пошел за ним.

Михаил крепился, стиснув зубы, руки у него заболели. Но он уже знал боль, а эта была ничто. Он не позволит Франко увидеть себя поби– тым; он никому не позволит видеть себя битым, никогда. Он преодолел дорогу наверх, а затем неустойчивым шагом пошел, держа в руках то, что прежде было Белым.

– Хороший заяц всегда делает то, что ему велят,– сказал Франко.

Никита приблизился, чтобы донести кости остаток пути, но Михаил сказал:

– Нет,– и понес свою ношу ко дворцу. Он ощущал медянистый запах от разморозившейся крови на останках Белого. Оленья шкура пахла по– своему, резче и слаще, а пот Виктора на ней пах солью и мускусом. Но в морозном воздухе был еще один дух, и он ударил в ноздри Михаила, когда тот дошел до дверей, этот запах был диким и острым, запах жес– токости и коварства. Это был запах зверя, и он так же отличался от запаха стаи, как черное от красного. Он шел, понял Михаил, от костей Белого: дух зверя, который убил его. Тот самый, который сейчас выню– хивал Виктор по гладкому, отлитому пургой в причудливые формы снегу.

В воздухе зависло ощущение предстоящего столкновения, Михаил чувствовал, будто по его спине скользили когти. Никита и Франко тоже чувствовали это и оглядывались на лес, их чувства искали, вбирали, сразу же оценивали, и это было их второй натурой. Белый не был силь– нейшим в стае, но он был весьма скор и ловок. А тот, кто разорвал его на части, был более скор и ловок. Поблизости его не было, но он был где-то в лесу, выжидая, что же будет ответом на его способность при– носить смерть.

Михаил запнулся о порог у входа во дворец и увидел Полю, стояв– шую с Ренатой и Олесей, рот ее беззвучно открывался, когда она гляде– ла на узел из одежды в его руках. Рената быстро шагнула вперед, взяла у него узел и унесла его прочь.

Солнце опустилось. Выступили звезды, мерцавшие во тьме. Малень– кий костер потрескивал в подвале белого дворца, когда Михаил и ос– тальная стая сгрудилась вокруг его огня. Они ждали, пока снаружи не поднялся ветер и не завыл в коридорах. И ждали дальше. Но Виктор до– мой не пришел.

В шесть часов утра 29 марта Майкл Галатин был одет в серую поле– вую немецкую форму, в короткие до икр сапоги, в фуражку со знаками различия подразделения связи и с соответствующими медалями – за Нор– вегию, Ленинградский фронт и Сталинград – на груди. Он влез в серый полевой форменный плащ. У него были документы – профессиональная ра– бота по искусственному старению была выполнена с помощью кислоты, но– венького фотоснимка и специальной бумаги для документов. Майкл запом– нил, что по ним он был полковником, ответственным за линии связи и узлы между Парижем и войсками, разбросанными по побережью Нормандии. Он родился в деревне в южной Австрии с названием Браухдонау. У него была жена по имени Лана и два сына. Его политические симпатии были крайне про-гитлеровские, и он был лоялен к властям Рейха, если не бы– ло необходимости благоговеть перед нацистами. Один раз был ранен ос– колком гранаты русского партизана в 1942 году, и в доказательство этому у него был шрам под глазом. Под плащом у него была кожаная ко– бура с весьма не новым, но отлично вычищенным «Люгером», а в кармане, рядом с сердцем, две запасных обоймы с патронами к нему. Он носил се– ребряные швейцарские карманные часы с выгравированными на них фигура– ми охотников, стреляющих в оленей, и нигде, даже в носках, у него не было ни одной нитки из британской шерсти. Все остальное, что ему надо было знать, было у него в голове: квартира и здание, в котором рабо– тал Адам, и незапоминающееся бухгалтерское лицо Адама. Он плотно по– завтракал ветчиной и яйцами с Пирлом Мак-Карреном, прополоскал горло крепким французским черным кофе, и настала пора ехать.

Мак-Каррен, узловатая гора в юбочке полка Ночной Дозор, и моло– дой черноволосый француз, к которому Пирл обращался как к Андре, по– вели Майкла по длинному сырому коридору. Его сапоги, обувь с убитого немецкого офицера, постукивали по камням. Мак-Каррен спокойно гово– рил, пока они шли по коридору, насчет последних подробностей; голос шотландца был нервозен, и Майкл внимательно слушал, но ничего не го– ворил. Подробности были уже у него в голове, и он был удовлетворен тем, что все предусмотрено. Начиная отсюда, дальше шел путь по лезвию бритвы.

Серебряные карманные часы были весьма интересным механизмом. Двумя щелчками заводной головки откладывалась ложная задняя крышка, где внутри было маленькое отделение, содержавшее одну-единственную серую капсулу. Капсула была слишком мала, чтобы казаться смертельно опасной, но цианид был сильно и быстро действовавшим ядом. Майкл со– гласился носить капсулу с ядом только потому, что это было неписаным правилом разведки, но он никогда не собирался дать гестапо взять его живым. Однако ее ношение, казалось, позволяло Мак-Каррену чувствовать себя спокойнее. Майкл и Мак-Каррен за последние два дня стали хороши– ми партнерами; Мак-Каррен был хорошим игроком в покер и, терзая по ходу дела Майкла подробностями его новой биографии, выигрывал ставку за ставкой по раскладу из пяти карт. Однако одно досаждало Майклу: он не видел Габи, а поскольку Мак-Каррен не упоминал о ней, он решил, что она вернулась выполнять свое задание. О'ревуар, подумал он. И удачи тебе.

Шотландец и молодой француз-партизан провели Майкла по каменным ступенькам наверх, в небольшую пещеру, освещенную лампами под зелены– ми абажурами. Свет отражался на черном, блестящем, с жестким верхом, прогулочном автомобиле «Мерседес-Бенц». Это была красивая машина, и Майкл даже не мог определить, где у нее были заделаны и закрашены дырки от пуль.

– Красивая машина, а? – спросил Мак-Каррен, читая мысли Майкла, когда тот провел рукой в перчатке по бамперу.– Немцы уж точно хорошо умеют их делать. Да, как бы то ни было, у этих подлецов в головах винты и шестеренки вместо мозгов, что еще от них ожидать? – Он движе– нием руки указал на сиденье водителя, где за рулем сидела фигура в форме.– Андре – хороший водитель. Он знает Париж не хуже любого, кто в нем родился.– Он постучал по стеклу, водитель кивнул и запустил мо– тор; машина ответила низким горловым ревом. Мак-Каррен открыл Майклу заднюю дверцу, пока молодой француз отмыкал две половинки ворот, за– крывавших вход в пещеру. Ворота распахнулись, впустив свет утреннего солнца, а затем молодой француз стал быстро расчищать от маскировки дорогу перед «Мерседеса».