Первым вспомнить о золоте пришлось герцогу Медина-Седонии. Когда над галеоном "Сан-Сальвадор" поднялся столб огня и дыма, герцог схватился за сердце. Еще бы, ведь в трюме этого галеона хранилась его золотая казна!

Английский историк Роберт Стенюи пишет: "Когда герцог подошел к "Сан-Сальвадору", ему открылось жуткое зрелище. Взрывом разнесло две палубы и кормовую надстройку. Сквозь рев пламени слышались пронзительные крики горевших заживо людей, а ветер доносил чудовищный запах паленой плоти — результат взрыва порохового погреба. Произошел он, по всей видимости, случайно, хотя в дальнейшем с полдюжины романтических версий приписывали взрыв акту мести некоего немецкого, или голландского, или фламандского пушкаря, избитого капитаном Прнего. Присутствие на борту немецкого артиллериста, которого сопровождала жена (факт, подтвержденный официальными английскими документами), послужило поводом для самых водевильных россказней — обманутый муж мстит капитану-обольстителю и т. п. Организовали спасательные работы. Два паташа подцепили галеон за корму и развернули его по ветру, чтобы огонь не перекинулся на нос. Матросы пытались сбить пламя и эвакуировать раненых. Это было нелегко: ветер разводил крутую волну. Палуба стала скользкой от крови, на ней невозможно было устоять, на такелаже висели оторванные конечности людей. Спасательная партия насчитала более двухсот убитых и раненых; еще около полусотни людей утонуло, пытаясь найти убежище от пожара в море.

Когда справились с огнем, генерал-капитан отдал приказ двум галеасам отбуксировать аварийное судно к эскадре гукоров (так он записал в своем дневнике) и добавил: "Тщательно проследите, чтобы казна была переправлена на годное судно". После чего, опять-таки по его собственным словам, направился к "Росарио".

Корабль Вальдеса тем временем дотащился до арьергарда Армады, но тут очередным порывом ветра у него снесло грот-мачту. Больше уже он не двигался.

Версия одного из пассажиров "Росарио": "Герцог ушел, бросив нас на произвол врага, маячившего в трех милях сзади" (отец Бернардо Гонгора). Версия самого дона Педро де Вальдеса: "Я дал четыре выстрела из орудия, предупредив Армаду о своем бедственном положении. Герцог находился достаточно близко, чтобы увидеть все самому и оказать мне помощь… Но он этого не сделал! Словно мы не были подданными Вашего Величества и не служили под его началом. Он оставил нас добычей противника" (письмо королю).

Похоже по всему, первым намерением герцога было действительно оказать помощь потерявшему управление кораблю. Но начальник штаба и первый советник Диего Флорес категорически заявил, что наступает темнота и Армада может рассеяться, если генерал-капитан задержится: "Нельзя подвергать опасности весь флот из-за одного корабля". Медина-Сидония уступил, но прежде выслал к "Росарио" свой личный паташ с приказом снять казну и перевезти ее на свой галеон. Вальдес в ярости передал командующему: "Там, где я рискую своей жизнью и жизнью стольких рыцарей, можно рискнуть и пригоршней золота!" Посыльный вернулся назад с пустыми руками.

К девяти вечера дон Педро остался в море один… Генерал-капитан прислушался к голосу разума. И напрасно. Кастильская традиция не прощает подобных поступков. Бросив в беде своего капитана, командующий навсегда потерял честь и достоинство в глазах флота. Отныне никто больше не разговаривал с Диего Флоресом. На солдат это тоже произвело гнетущее впечатление: если он так легко оставляет знатного кабальеро, на какую помощь вправе рассчитывать мы?"

Ненависть Диего Флореса к своему кузену дону Педро была общеизвестна. Совсем недавно они осыпали друг друга резкими попреками на совете. Теперь офицеры громко говорили, что все это — низкая месть Диего Флореса.

Слухи быстро достигли ушей герцога. Поэтому той же ночью, заполняя дневник, он особо подчеркнул: "Диего Флорес сказал мне тогда…" и дальше: "Следуя его настоятельному совету, я…", "Враг оказался милосерднее".

* * *

Вечером того же дня английские флагманы собрались на совет, чтобы уточнить диспозицию. Надо было предусмотреть варианты действий противника. Испанцы могли попытаться укрыться в бухте Сор или высадиться на острове Уайт, а то и вовсе в Уэймуте.

В конце совета Говард неожиданно заявил:

— Сэр Фрэнсис, я поручаю вам лично не спускать глаз с Армады и возглавить весь английский флот на "Ревендже".

Присутствующие в недоумении переглянулись. Слова лорда-адмирала значили, что в самый решающий момент столкновения с Армадой он по собственному желанию передал роль командующего Дрейку.

Одни увидели в этом признание флотоводческих талантов Дрейка, другие — просто неуверенность Говарда в своих силах. Но наступающая ночь готовила английским капитанам новые неожиданности.

Итак, над "Ревенджером" взвился флаг командующего, а с наступлением ночи на мачтах вывесили три фонаря. Однако спустя какой-то час все фонари внезапно погасли. На окружавших судах все были в полном недоумении: почему погасли адмиральские фонари, не случилась ли с Дрейком какая-либо беда? Еще большее недоумение вызвало увиденное потом — "Ревендж" с затушенными фонарями тенью проскользнул мимо стоявшего флота и растворился в ночной темноте. Следом за ним исчезли с якорной стоянки еще два судна — "Уайт Бэра" и "Мэри-Роз".

Говарда разбудили тревожной новостью, что сигнальный огонь Дрейка исчез. Обеспокоенный, он велел послать на "Ревендж" шлюпку, но та корабль Дрейка уже не застала. Тогда лорд-адмирал приказал всем выбирать якоря и лежать до рассвета в дрейфе, будучи готовыми к любым неожиданностям, пребывали в недоумении: неужели Дрейк дезертировал, а может, он уплыл исполнять какой-то личный приказ королевы? Офицеры и матросы терялись в догадках. Более же иных был потрясен происшедшим лорд-адмирал.

Когда же настало утро, все убедились, что Дрейка нет не только во флотском ордере, но и на горизонте. Оставалось только гадать, куда, зачем и, главное, почему сэр Фрэнсис ушел, бросив флот. Кто-то говорил даже о дезертирстве, но большинство в это не верили (не таков сэр Фрэнсис!), а утверждали, что у Дрейка, видимо, имеется некое секретное поручение королевы и он отправился его выполнять.

На самом деле все обстояло куда проще. Узнав, что один из испанских галеонов, "Росарио", поврежден и безнадежно отстал от ушедшей вперед Армады, Дрейк не устоял перед соблазном его захвата и последующего грабежа. Увы, но пират победил в нем флотоводца…

Утро 1 августа застало суда Дрейка возле "Росарио". Затем последовала молниеносная атака, и беспомощный "Росарио" был взят без единого выстрела. Его капитан дон Педро, видя безнадежность положения, согласился сдать галеон на почетных условиях. В Испании, разумеется, впоследствии этот эпизод обрел иные краски: "Дон Педро сражался до последнего и был взят в плен с тринадцатью уцелевшими матросами". Были и более эпические варианты: "Окруженный четырнадцатью вражескими талионами, он потопил семь кораблей неприятеля, прежде чем был пленен с горсткой оставшихся в живых".

К радости Дрейка, на "Росарио" нашлось немало золота, а кроме того, ящик со шпагами, украшенными драгоценными камнями. Шпаги предназначались для подарков английским дворянам-католикам после вторжения испанцев в Англию.