— К чему все это, Лиза! — удивилась моя дурында. — Ведь я теперь за тебя. С тобой поступили бессовестно.

Я не стала заклеивать рот скотчем, с ребенком надо ребячиться:

— Даешь честное слово, что не будешь звать на помощь?

— Не буду. Мне интересно.

Полный улет!

Я совершенно развинтилась, совершенно. Душа Лиззи — как ангельский нежный душистый вьюнок — бинтом оплела мою опаленную до угля душу. Мне даже пришлось достать из сумки в машине початую банку джина с тоником и сделать несколько глубоких глотков, чтобы добавить масла в огонь, снова разжечь злость.

Настал черед мачехи.

Я нашла ее в третьей спальне в конце коридора на втором этаже. И надо же — она проснулась раньше, чем ее черномазый дог. Я только чуточку приоткрыла дверь — причем абсолютно бесшумно, — как вся спальня озарилась внезапным светом. Оружие в руку!

Я спокойно вошла и послала воздушный поцелуй: с Рождеством Христовым, сука!

Она стремительно, мгновенно, молниеносно узнала, кто я. А я вдруг узнала ее логово. Сколько раз во сне я уже видела эту комнату, обтянутую бледно-розовым репсом. Этот балдахин шамаханской царицы над пышной кроватью. Я узнала шторы под гобелены на окнах. Вспомнила бра из витого фарфора. Зеркало в виде арлекинского ромба на туалетном столике. Даже цыганский запах ночных духов был знаком! Тяжелый, тропический, сладкий. Только в том кошмарном сне на постели спал и храпел в человеческой позе, положив лапы поверх одеяла, кошмарный волк с открытой зубастой пастью.

Привстав с ужасом на постели, мадам Роз в тесном пеньюаре из черного шелка с белым от толстого слоя крема лицом страшного клоуна хрипло крикнула низким голосом паники:

— Фас, Кербер, фас!

Это были последние слова, которые я от нее услышала.

Дог на полу у кровати задрал сонную морду и разлепил злобные фары.

Схватив с прикроватной тумбочки мобильник, тварь принялась быстро клевать когтями по цифрам, настукивая телефон полиции. Она уже взяла себя в руки. Она уже не смотрела в мою сторону, зная, что у нее есть верная минута, пока пес кинется на защиту хозяйки.

Конечно, она видела мой револьвер, но чуяла дьявольским нюхом — я не стану стрелять, прежде чем не выговорюсь дотла.

Но я не дала ей этой минуты.

На ее несчастье, на столике у входа красовалась плетеная корзинка, полная спелых фруктов: корзинка Красной Шапочки. Я схватила сверху наливное яблочко и — ого! — запустила его прямо в сукин лоб. Только сделав замах, я поняла, что фрукт декоративный, ненастоящий. Это был увесистый шар из цветного стекла, который угодил — разумеется! — точно туда, куда надо: в лоб. От удара стерва уронила на колени мобильник и, откинувшись затылком на кроватную спинку, потеряла сознание.

Теперь настал черед Кербера.

С рычанием ада пес кинулся на врага, распахнув пещеру с клыками. Я не хотела его убивать и не убила. Я только снова спокойно кинула фруктом — и рука возмездия попала литой грушей из темно-зеленой смальты прямиком в пасть. Тяжелый кляп, как клин топора, с всхлипом вошел ровнехонько в самую глубь алой глотки собаки, и дог стал жалобно кататься по полу, пытаясь высвободиться от моего снаряда. Бедный пес, надеюсь, ты выжил…

Победы рока меня даже не удивляли, повторяю, раз судьба привела меня к цели, это ее дело — поразить мишень в черное яблочко.

Я зверски бросилась на кровать, но мачеха взвизгнула и с пятном крови на лбу спрыгнула на ковер и кинулась к туалетному столику, выдернула ящик, пытаясь нащупать оружие. Я сбила гадину с ног. Но уже падая, бестия выхватила что-то вроде лезвия или кинжала. Я вмазала ей по виску золотой рукояткой: лежать! И когда гидра вырубилась, сначала с трудом выдрала из руки стилет, затем разодрала простынь и, заломив руки за спину, связала мадам мертвым узлом. Уф! Потом закрутила ноги шнуром от портьеры, перевернула тело и села верхом перекурить. Села прямо на пышные сиськи мачехи, съехав задницей на живот. И тут она, пардон, пукнула.

Это было так неожиданно, что я аукнулась нервным смехом.

Наконец я могла рассмотреть чудовище, которое преследовало меня всю жизнь, с колыбели… Найду ли слова… Мне показалось, что я сижу на чем-то вроде огромной ящерицы длиной с человека, а видела довольно эффектную женщину с крупными чертами лица. Ее немного портил вульгарный нос и вишневая бородавка в гуще левой брови. Мои руки пьянствовали победу. Схватив нижнюю губу, я с интересом оттянула вниз мягкое крашенное помадой мясцо — у дамы были прекрасные искусственные зубы идеальной огранки. Если б под руку попались зубные щипцы, я бы тут же выломала на память парочку перламутровых камешков.

Веки мадам дрогнули, я поняла, что стерва очнулась, но делает вид, что лежит без сознания. Тогда я попыталась открыть пальцами ее правый глаз, но сука тут же закатила зрачки. И я увидела только белое бельмо. Ладно! Она не хочет открывать глаз, не хочет видеть меня, так сильна была ее ненависть и одновременно — чувство бессилия. Двадцать лет она платила за мою смерть, и все напрасно: падчерица сидит сверху на животе и курит сигарету полного кайфа.

Меня бил мелкий озноб победы. Как сладкоежка перед тортом, я не знала, какой кусок отхватить. Откусить ли ухо из белого крема? Или вонзить зубы в шоколадные губы? Или ковырнуть ногтями цукаты глаз?

Я вновь давнула задницей на живот, и она опять пукнула.

— Ну здравствуй, вонючка, — мой голос хрипел от возбуждения, я достала еще сигаретку и щелкнула зажигалкой. Пес тоскливо стонал в углу, пытаясь лапами освободить пасть от плена, бедняга. — Здравствуй, жаба. Так хочется засунуть тебе ствол в манюрку и расстрелять всю обойму. Кончить пятью пулями… Знаешь, сколько раз я мечтала, как буду тебя убивать? Не сосчитать! Но самую лучшую смерть для тебя я увидела по видику в одном боевике про японскую мафию. Берется большая голодная крыса…

Веки мачехи дрогнули от отвращения. Она прекрасно слышит мои слова.

— Затем — большая кастрюля и паяльная лампа. Крысу сажаем в кастрюлю и привязываем открытой стороной к твоему голому животу, сука. А тебя приматываем к столбу.

Я стряхнула пепел сигареты ей прямо на рожу.

— Сначала крыса в кастрюле сидит тихо и не кусается, хотя прекрасно видит, что вместо крышки — голый теплый живот. Тогда я включаю паяльную лампу и начинаю слегка поджаривать краешек кастрюли, в том месте, где в углу на дне прячется крыса. Через минуту ее начинает палить, и тогда, чтобы спасти свою шкуру, крыса старается прогрызаться прямо сквозь человеческое тело, сквозь живот от пупка наружу. Рыть проход зубами и лапами через кишки, сквозь желудок, пока сзади, на твоей пояснице, не покажется маленький красный холмик.

Мачеха тиснула желваками, но глаз не открыла. Получай порцию пепла!

— Этот холмик на коже растет и растет на глазах. И вот твоя гладкая кожа лопается, и в дыре появляется морда живой крысы. Она не торопится спрыгнуть на пол. Нет. Сначала отдышится, почистит лапками морду от мяса и только затем спрыгнет из твоего трупа вниз. Чпок! Вся красная и сытая.