— Как погуляли вчера? — с нарочитым безразличием поинтересовалась она.

— Если честно, отвратительно. Я рано ушел.

— Угу, — она отвернулась. Не верит. Да и с чего бы? В Dekker все привыкли врать. Я разозлился.

Я хотел поделиться с ней своими планами, но решил подождать. Она наверняка скажет, что я поступаю глупо, что нужно принимать вещи такими, какие они есть. И будет права. Но я принял решение и не собирался его менять.

Джейми торопливо приближался к моему столу. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ник, у тебя что, нет часов? Рабочий день начинается в семь утра. Как бы ты ни оттягивался вечером, утром должен быть как огурец.

— Я не оттягивался.

Джейми посмотрел на меня как на капризного ребенка.

— Ну-ну. Ладно, насчет вчерашнего, — он понизил голос. — Ты знаешь, что наркотиками я обычно не балуюсь. Только тогда, когда никуда не деться. Как вчера.

— Я знаю, — мрачно ответил я.

— И девицы. У меня ни с одной из них ничего не было. Трепались — и все.

— Верю.

— Надеюсь, ты не расскажешь об этом Кейт? Тебе тоже следовало бы остаться.

Я вздохнул.

— Нет, я ничего не скажу Кейт. — Просьба была явно излишней.

Джейми воспрянул духом.

— Вот и прекрасно. Увидимся позже.

Едва он отошел, как его место занял Рикарду. Усевшись напротив, он изучающе на меня посмотрел.

— Припозднился сегодня, а?

— Я прошу прощения.

— Что бы ты ни делал вчера, сегодня ты должен быть в семь на работе. Это неписаный закон. Даже, скорее, дело чести.

— Вчера и позавчера, — уточнил я.

— Ах да, забыл о твоем визите к польскому другу. Кстати, я очень доволен тем, что девальвация произошла так быстро. Отличная работа. Но штука в том, что таких «вчера» может быть семь раз в неделю, особенно в командировках.

Первое предупреждение. Но теперь это уже не имело значения.

Нужно сейчас ему обо всем сказать. Пока я не передумал. Странно, но сейчас, глядя на Рикарду, мои мотивы вдруг показались мне очень личными. Зачем его обманывать? Хватит. Скажи сейчас. Но тут он заговорил.

— Пора тебе заняться настоящей работой. Изабель летит в Бразилию, и я хочу, чтобы вы полетели вместе.

Я замер.

— В Сан-Паулу очень заинтересовались проектом favela. К тому же это шанс убедить наших бразильских друзей в привлекательности мексиканского контракта. Ты слышал, как Джейми всю неделю работал с ним, так что детали тебе известны.

Лететь в Бразилию. С Изабель. Разве можно отказаться?! Заявление об уходе подождет.

— Если, конечно, ты не против, — добавил Рикарду. — После того, что с тобой там случилось, такое нежелание было бы понятно.

— Я об этом и не думал. Когда вылетаем?

— Сегодня вечером.

— Сегодня?!

— А в чем проблема? Ты разве еще не выспался?

Он наконец-то отошел. Я посмотрел на Изабель. Она, конечно, все слышала.

— Ты как, не возражаешь? — тупо спросил я. Всю неделю она держалась на расстоянии, а сейчас, похоже злилась из-за моего участия во вчерашней вечеринке.

Она улыбнулась.

— Конечно, нет. Твое участие пойдет только на пользу. Ты уже знаешь все детали проекта, а Рикарду прав и в том, что о мексиканских чудесах ты осведомлен гораздо лучше меня.

Издевается она, что ли?

— Прекрасный шанс для серьезных инвесторов, — сказал я.

Изабель взяла со стола бумаги и протянула их мне.

— Вот, скопируй это. И прочти. Увидимся в Хитроу, в зале ожидания, терминал три, в восемь-тридцать. Рейс Varig. Вылет в десять. Билеты будут у меня.

— Йес, мэм, — сказал я и направился к ксероксу.

В конце дня перед уходом я подошел к столу Джейми.

— Я сегодня улетаю. В Бразилию.

— Серьезно? — Он нахмурился. — Будь там поосторожнее.

— Не волнуйся. Буду.

— Ты летишь с Изабель?

— Да.

— Ну что ж, желаю хорошо провести время.

Я едва не ответил «спасибо», но вовремя прикусил язык.

— Поживем — увидим.

Самолет пошел на снижение. Я смотрел из иллюминатора на второй по величине мегаполис мира. В Сан-Паулу обитало двадцать миллионов человек. Землю до самого горизонта покрывали красноверхие домишки. Сотни, если не тысячи, небоскребов, разбросанные там и сям, тянулись к небу, как белесые побеги по весне. Казалось, бестолковый сеятель взял и рассыпал из горсти стеклобетонные семена как придется. На горизонте, между коричневой краснотой города и лазурной голубизной неба, тянулась полоса серого смога. Вот в ландшафт вплелась серая лента реки и десятки строительных площадок. Промелькнуло какое-то немыслимо зеленое озеро. Бог создал Рио в порыве вдохновения, человек создал Сан-Паулу из-за абсолютного отсутствия такового. Сан-Паулу — деловой и финансовый центр Бразилии. Paulistas с гордостью сравнивают свой город с Нью-Йорком — и действительно, длинные авениды с торчащими вдоль них башнями выглядели весьма деловито. Солидные люди сновали туда-сюда по этим авеню, дороги кишели автомобилями. Люди делали дело, и люди делали деньги. И хотя столбик термометра перевалил за тридцать, а от влажности разжижались мозги, paulistas не собирались прерывать ни то, ни другое.

В финансовом департаменте мы познакомились с копией Умберту. Однако здесь совершенно иначе подошли к идее favelas. Проект назывался «Сингапура» — ведь именно в Сингапуре родилась эта идея. Заключалась она в том, что позднее было названо «вертикализацией». Это означало снос временных построек и возведение на их месте современных многоэтажных жилых домов. Решение показалось мне более жестким и авторитарным, чем то, с которым мы имели дело в Рио.

Сейчас они готовы вилять хвостом перед кем угодно. Проект был на ходу уже несколько лет, но в последнее время мэрия переживала трудности с финансированием очередных этапов строительства. Изначальная идея Изабель относительно организации трастового фонда была прекрасным способом добраться до Фонда развития и получить необходимую городу наличность. Теперь, когда сделка с Рио провалилась, Сан-Паулу лидировал на рынке, и весь план становился куда более привлекательным.

Весь сегодняшний день был расписан буквально по минутам, впрочем, завтрашний, суббота — тоже, что недвусмысленно говорило о твердом намерении отцов города добить сделку. К вечеру мы с Изабель были почти на сто процентов уверены, что проект состоится. На сей раз Bloomfield Weiss даже не высовывалась. После сокрушительного провала в Рио никто не принял бы ее всерьез.