Знакомый подошел к нему, и мальчик выключил причитания Доктора Алимантадо, который как раз стоял у склада в трущобах Кингстона и высказывал все, что думает о местных копах. Музыка стихла на середине аккорда.

— Собрался куда-то, я смотрю?

— В Лондон, — кивнул мальчик.

— И я тоже. Но только на один день.

— На один день? Почему так мало?

— Надо передать кое-какие бумаги.

— Но есть же почта.

— Иногда надежнее передать из рук в руки.

— Вот как…

— А ты надолго?

— На неделю приблизительно, — сказал мальчик.

— Так ты еще не решил? Завидую твоей свободе.

Мальчику было приятно погреться в чужой зависти, посмаковать свою поездку перед отлетом.

— Ты бывал там раньше?

— Да, один раз, — ответил мальчик.

— Где ты остановишься?

— Там посмотрю.

— Но у тебя есть идеи?

— Предки называли отель, где они всегда жили, так что я могу остановиться там, а потом переехать куда-нибудь еще.

— Ты работаешь сейчас?

— Учусь.

— Ясно.

— Я, собственно, потому и еду — я присмотрел пару колледжей и хочу выбрать получше.

— Что ты хочешь изучать?

Мальчик складывал салфетку, пока она не стала маленьким квадратиком. Объявили посадку на его рейс.

— Может, английский. Или дизайн и фото, там есть хорошая школа.

— Трудно поступить?

— Не знаю, но нам пора идти, если мы не хотим опоздать.

— Еще много времени.

— А еще там музыка, — сказал мальчик, вытащил из-под стола сумку и встал.

— Какая музыка?

— Мне нравится регги, и я собирался доехать до Брикстона и поискать записи, которых не купишь тут. Я нашел по Сети несколько мест.

— Магазинов?

— Все подряд — магазины, клубы, дискотеки. Там у них весело.

— Брикстон — это ведь далеко?

— На метро можно доехать, так что нормально. У «Клэш» есть песня про Брикстон, не слыхали? Я брал диск у отца.

— Нет.

Они прошли к выходу, показали паспорта, посадочные талоны и поднялись в салон. Мальчик засунул сумку на полку и протиснулся на свое место. Пристегнул ремень и стал смотреть в окно. Бетонка взлетной полосы, на краю аэродрома чернеют деревья. Снег налипал на окно и таял. По громкой связи напоминали о правилах безопасности, он не хотел слушать, включил плейер, закрыл глаза и слушал Алимантадо, отбивая рукой такт.

Через некоторое время он почувствовал, что его вжимает в кресло. Он открыл глаза и увидел бетонную полосу, мчащуюся рядом с самолетом на блеклом фоне аэродрома. Потом какое-то время не было видно ничего, а когда они вылетели из облаков, мальчик попытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь такое синее небо, кажется, нет. «Вот она, жизнь», — подумал мальчик.

Он опять не находил себе места, знакомое чувство, словно кто-то грыз его изнутри. «Может, я еще не готов к настоящей семье, к серьезным решениям? Или причина в чем-то другом?»

Вчера вечером он ясно чувствовал под ладонью толчки Малыша. Они до сих пор отзывались в руке, обдавая то жаром, то холодом, и пальцы непроизвольно двигались. «Я не знаю, чего ожидать от будущего, — думал он. — Я должен что-то делать, но не знаю что. Это надо как-то решать».

Он непроизвольно поморщился.

— Что с тобой? — спросила Мартина, взглянув на него.

— Ничего.

У тебя такое выражение лица, как будто ты думаешь о чем-то неприятном.

— О работе.

— А что случилось?

— Просто устал работать допоздна.

— У тебя всю неделю вечерние смены?

— Да, хотя это, скорее, ночные смены.

— От тебя пахнет сигаретами, когда ты приходишь.

Он завел машину и поехал в сторону моста. Последние два дня свет был иной, обещающий весну. «Буду ли я так же ждать весну через пятнадцать лет? Всю жизнь? — думал он. — Через пятнадцать лет деревья у нашего дома вырастут, я буду комиссаром, а Малыш будет собираться в гимназию. Тогда мы уедем на последнюю неделю февраля в какое-нибудь тайное место, как Биргерсон. Он возвращается совсем не загорелый. Где же его черти носят? Могут ли взрослые люди иметь секреты?»

Под мостом плавали последние льдины, река на солнце казалась потоком разбитого стекла. Катер, как алмаз, прорезал винтом путь к открытому морю. К западу от моста он встретил катер на воздушной подушке, летевший из Дании. Вода заглушала все звуки. Скольжение стремительно и беззвучно.

В эту тишину, ползущую отсюда на город, и свернул после моста Ларс Бергенхем.

«Наверняка можно найти небольшую яхту по разумной цене, — думал он. — Мартина, наверное, будет только рада, если я не буду мешаться под ногами, когда родится Малыш».

Он сам удивился своим мыслям. Вставил кассету и усилил громкость до предела, как только мог выдержать. За окном беззвучно мелькали машины.

Он запарковался на том же месте. Вывеска светилась, как в прошлый раз, но дверь выглядела по-иному — теперь, когда он знал, что там внутри. «Риверсайд» существовал два года и стал популярным с первых дней.

Не задерживаясь, Бергенхем сразу пошел в шоу-зал. Все столы были заняты, кроме одного, у драпировки, там он и сел. В другом конце зала на столе танцевала женщина, под аккомпанемент аплодисментов. Музыки в этот раз не было. Тина Тёрнер заслужила передышку. К нему подошел официант в белой рубашке и черной бабочке, выслушал заказ, принес колы. Бергенхем всосал кусочек льда, сидел, ждал.

— Снова к нам? — сказал Конский Хвост, возникший из-за драпировки.

— Как вы быстро, — ответил Бергенхем. — У меня еще пара вопросов.

Хозяин молча стоял, держа в руках сигарету.

— Мы можем поговорить прямо здесь, — сказал Бергенхем.

— Спрашивайте.

— Эта драпировка не мешается на проходе?

— Это первый вопрос?

— Нет, только сейчас пришло в голову.

— Она мне нравится. Красиво и сексуально.

— Напоминает сцены из немых фильмов.

Конский Хвост развел руками, смиряясь с мнением собеседника, сел напротив, посмотрел на его колу.

— Мы можем предложить вам что-нибудь покрепче, если хотите.

«Черт, что бы ответил Винтер», — подумал Бергенхем.

— Например?

Хозяин сделал жест, означающий «любой алкоголь и даже больше».