Спайк, казалось, был действительно рад меня видеть. Наверное, совсем дошел от скуки.

Вот уже полчаса я выслушивал обстоятельнейший доклад о том, как именно и чем его здесь лечат, кормят и развлекают.

В качестве гвоздя программы Спайк подробно изложил мне недельный распорядок оздоровительных мероприятий с детальным объяснением сути каждого.

Увы, заведение было далеко не стандартным Институтом Здоровья. Вместо симпатяг институток в соблазнительных просвечивающих халатиках здесь всем заправляли немолодые тетеньки и дяденьки из медицинских колледжей. Их честные, сосредоточенные лица не вызывали у меня никаких эмоций, кроме страстного желания встать на четвереньки и тоскливо завыть по-волчьи.

Но Спайк от всего этого просто балдел.

Казалось, «Тихая пристань» и Спайк Дулли были созданы друг для друга. Чего стоили только агитационные стереоплакаты, коими были украшены стены фитобара!

На одном из них краснощекий капрал с гладко зачесанными от лба вверх волосами попирал ногой дымящуюся сигарету величиной с бревно. В то время как его мускулистые лапы с закатанными по плечи рукавами комбинезона раздирали напополам, а если точнее, то ломали, словно сухой соленый крекер величиной со сковородку, окарикатуренного ската. Весь вид инопланетного изверга выражал нечеловеческие муки при полном отсутствии искреннего раскаяния.

Подо всем этим героическим великолепием переливалась сотней оттенков красного надпись:

ЛОМАЯ ПРИВЫЧКУ, ТЫ ЛОМАЕШЬ КРОВЕРНА!

С точки зрения Управления Психологических Операций логика во всем этом бреде была: вроде как, бросив курить, ты здоровеешь и кабанеешь, следовательно – начинаешь бить кровернов с удвоенной, утроенной мощью.

Да только после того, как самому здоровому лоботрясу в нашем взводе, чемпиону Сектора Скорпиона по армрестлингу, Тони Сицилии в Копях Даунинга оторвало голову, в эти байки не очень-то верилось…

– А еще мы здесь с ребятами играем в футбол. Ты бы видел, как наша команда вчера сделала ребят из «Солнечной Долины»! Мы им засадили всухую четыре раза! – захлебываясь от восторга, рассказывал Спайк. – И, между прочим, доктор Абдулкадыров, куратор нашей смены, считает, что основная причина наших побед – в спирулиновом массаже. Ты, наверное, не в курсе, но спирулиновый массаж – это массаж с маслом водоросли спирулины. Наше питание построено с преобладанием зародышей пшеницы…

За все время нашего общения я пока что не сказал ни единого слова, кроме «Привет, Спайк!».

По пути к «Тихой пристани» я усиленно придумывал, как бы поделикатнее подвести Спайка к мысли одолжить мне свои интроочки. Но за столиком фитобара я понял, что если не выложу свою просьбу сейчас же, то вот-вот окочурюсь от никотинового голодания.

Ясное дело, курение на территории «Тихой пристани» было категорически запрещено. Точно так же, как бубль-ванны, потребление алкоголя, внебрачный секс и прочие радости жизни…

– Слушай, Спайк, одолжи мне свои интроочки, – быстро сказал я, когда в его словесном поносе образовалась пауза длиной в секунду.

Я весь внутренне сжался, готовясь к тому, что сейчас на меня обрушится водопад всяких занудств по поводу того, какая это важная и недешевая вещь и как он, Спайк, собственными руками тестировал свою драгоценность блок за блоком…

Аллилуйя! Обошлось без водопада.

– А надолго? – спросил Спайк после увесистой паузы.

Когда я возвратился в квартиру Джонни, самой Джонни там не оказалось.

Кислая Лейла сообщила мне, что, не дождавшись меня, Джонни слиняла пожрать оладий с грибами в кафетерий на первом этаже. Сама же она заявила, что собирается принять душ.

– Но ты располагайся. Думаю, она сейчас явится, – сообщила Лейла, выхватывая из покорно выехавшего ящичка полотенце.

Хозяйской походкой я ввалился в гостиную и бухнулся в кресло.

И только закинув руки за голову, я, черт возьми, сообразил, что в кресле напротив меня сидит… корветтен-капитан Флота Большого Космоса.

То есть в переводе на язык без чинов и званий очень и очень большая шишка.

Я не сразу сообразил, как так получилось, что я не заметил его сразу.

Может, всему виной тот шибучий абсент, который я потребил в обществе вечно влюбленной в сына мамаши Николь. А может, Спайк так задурил мою несчастную голову, что я совсем потерял ориентацию в Альбертовой сетке пространства.

Но скорее дело было в другом: корветтен-капитан сидел не шевелясь, как хамелеон на ветке, да и глаза его были закрыты. Более же всего бывалый волк Пространства походил даже не на хамелеона, а на покойника.

Когда я уселся, он даже не шелохнулся. Разве что открыл глаза.

Наши взгляды встретились. На секунду нам обоим стало немного неловко. И вроде бы обычное дело – встретить нашего брата у девок, а каждый раз таращишь глаза.

– Здравия желаю, сениор корветтен-капитан! – оттарабанил я.

– Поменьше официоза, юноша, поменьше официоза…

Корветтен-капитан был явно не в себе. Гримаса боли змеилась по его костистому, сухокожему лицу человека с очень верхним образованием. Да и потом, он назвал меня «юноша», хотя я был в форменной куртке!

– Как скажете, сениор! – молодцевато гаркнул я.

В гигиеническом отсеке зашумела вода – это Лейла начала смывать со своих сочных ягодиц продукты желез внутренней секреции затраханного до полусмерти корветтен-капитана.

– Слушай, парень, ты что, пехотинец, что ли? – дошло наконец до жирафа.

– Так точно!

– А стандартной аптечки у тебя при себе нет?

– Есть, сениор! – отвечал я. Хоть мне и приказано было «без официоза», но рефлексы были сильнее приказов.

– Значит, там должен быть ксеноверин в ампулах… – Корветтен-капитан, страдальчески щурясь, растирал виски пальцами.

– Голова болит? – предположил я.

– Болит – не то слово, – проскрипел капитан. – Будто там электровеником прошлись. Чисто так… И эхо гуляет от каждого слова, как в сосновом бору.

– Да-а…

Я, как ни странно, знал, что такое «электровеник в голове» и что такое «эхо». В моей памяти всплыла кверху брюхом передряга на Эсквемелине…

Когда все окончилось, озабоченные дятлы из разведки делали мне глубокое психосканирование, поскольку вспомнить я мог немногое, а информации нашему командованию, как обычно, катастрофически не хватало. О да, я тоже познал это самое «эхо» вместе с «электровеником»! Короче, я проникся к корветтен-капитану глубоким сочувствием.

– Чего расселся?! – одернул меня страдалец. – Аптечку неси!

Как ошпаренный, я вскочил со своего кресла и помчался в комнату Джонни.

Через полминуты я уже совал под нос доходяжному корветтен-капитану ампулу ксеноверина.