Феня это понял и поспешил исчезнуть: надо было заниматься делом — припугнуть «важняка из Генеральной прокуратуры по фамилии Трибой.

«Вновь пришлось пообщаться с семьей президента, — в неформальной, как принято сейчас говорить, обстановке, — записал в своем дневнике Вельский. — На пятидесятилетии Джулии — жены Сергея Миронова, главного врача президента, по-старому — начальника Четвертого управления Минздрава. Должность эта приметная, врачи, занимавшие ее, как правило, были высококлассными специалистами, хотя, если копнуть чуть пониже, на уровень, скажем, больничного этажа, то там насчет врачей говорят: «Кому как повезет!» Повезет — попадешь к хорошему врачу, выживешь, не повезет… Впрочем, не буду брюзжать, пусть это делают другие. Юбилей отмечали в загородном ресторане, среди дивной природы. Впрочем, местам этим далеко до тех, что имеются на Урале. А то, что есть на Урале, может быть только на Урале и больше нигде. И простому человеку может только сниться…

Президент много пил, мало ел, был по обыкновению шумен, а потом, при очередной смене блюд куда-то исчез, словно его вынесли из зала вместе с посудой.

Сразу стало тише. Несколько раз я ловил на себе настороженный взгляд жены президента, еще чаще — взгляды его младшей дочери. Было видно, что Татьяна хочет что-то спросить, но не решается. Явно, это связано с фигурантами по делу об убийстве Влада. Еда в ресторане, конечно, умопомрачительная — повара расстарались, наворотили тут такого… естественно ради президента.

В окружении его (я имею в виду окружение президента) появляются все новые и новые люди, большинство из них, как я понимаю, с сомнительной репутацией. Ведь если глаз наметан, человека нечестного отличить несложно, было бы только желание. Какие-то банкиры, которых едва ли не каждый день полощет печать, обвиняя в воровстве, а им хоть бы хны, они этих укусов даже не замечают, журналисты, готовые облизать задницу кому хочешь, лишь бы за это заплатили, некие ловкие молодые люди, сально посматривающие на дочерей президента, военные с генеральскими звездами на погонах и испитыми лицами — собутыльники…

Большинство из них отсеется, но часть обязательно останется и присосется к президентскому телу, и тогда нарисуется такой монстр, такой гигант, что всем правоохранительным органам вместе взятым с ним вряд ли удастся справиться. Называются такие мутанты Семьей.

Не хочется, чтобы в России родилась такая Семья, а президент наш стал «Крестным отцом». Над ним ведь и так многие смеются, а будут смеяться еще больше! Впрочем, не только смеяться, но и плакать. Для народа такой «Крестный отец» — большое горе».

Совещания со следственной группой, занимающейся расследованием убийства Влада, Вельский проводил регулярно. Можно было докладывать президенту, можно было уже провести несколько арестов, но для этого нужно получить «добро» президента — иначе никак, иначе окружение съест Вельского.

Начала сильно мешать младшая дочь президента. Ум у нее цепкий, натура мстительная, глаз ничего не пропускал… Вельский понимал, что однажды ему обязательно придется столкнуться с ней на узкой дорожке, и тогда она постарается уничтожить его.

Президент неожиданно пригласил Вельского в Кремль. Вельский приехал, а на президентском этаже — не протолкнуться от телевизионной аппаратуры, светло, как будто над Кремлем повисло солнце, растворилось в здешних помещениях.

Президент сидел в своем кабинете хмурый, сосредоточенный, с грозно выпяченной нижней губой, трезвый. Увидев Вельского, он крупной дугой выгнул одну бровь, указал на место за маленьким столиком. Спросил гордо:

— Ну доложите-ка нам, генеральный прокурор, какие дела вы расследуете? И вообще, как все обстоит… понимаешь…

Вельский был готов отвечать на этот вопрос в любом состоянии, даже во сне — слишком уже все глубоко въелось в кровь, в мышцы, в кости — и о деле об убийстве Димы Холодова, и о деле об убийстве Влада…

После вопроса президента операторы нацелили свои камеры на лицо генерального прокурора. Стало тихо. Тихо и жарко.

Вельский спокойно отодвинул от себя папку и, глядя прямо в глаза президенту, доложил, какие дела Генеральная прокуратура считает сейчас главными для себя и как по ним идет расследование.

Президент с хмурым видом кивал: так, так, так…

— Доложите об этом подробнее, — приказал он.

Но едва Вельский начал докладывать, как пресс-секретарь объявил о конце протокольной съемки — то, что должно происходить дальше, выходило за рамки протокола и считалось обычным делом Кремля.

Операторы задом, кланяясь, будто в буддистском храме, выволокли из кабинета тяжелую аппаратуру, пресс-секретарь притворил за ними дверь. Вельский раскрыл папку, чтобы на основании справок, документально подтвержденных фактов доложить президенту о расследовании, но тот предупреждающе поднял руку:

— Не надо, не сейчас… Потом.

Лицо у него обвисло, взгляд потерял твердость, он сделался совсем иным человеком — с очень маленькими желаниями и такими же маленькими возможностями. У Вельского вновь в мозгу всплыло нехорошее слово «семья». Есть слово «семья» хорошее, а есть слово «семья» нехорошее.

Как понял Вельский, президента совсем не интересовало, как идет расследование громких уголовных дел, о которых он только что спрашивал. Съемка была сделана лишь для того, чтобы вечером люди на своих телеэкранах увидели, что президент интересуется, как у нас в стране борются с преступностью. И вообще, президент жив, здоров, очень энергичен и не делает неадекватных, как принято сейчас говорить, заявлений… Очень аккуратное и непонятное это слово «неадекватный». Неадекватный чему? Заявлениям Коля или Маргарет Тэтчер? Или бормотанью пьяного сантехника дяди Пети, живущего в старом ельцинском доме? ‘Или чему-то еще? Неадекватный, и все тут. Появилось много новых дурных словечек, замусоривших русский язык, и как их выгрести оттуда, никто не знает.

В общем, президент жив, здоров, энергичен, часто и подолгу работает с документами…

Знали бы несведущие люди, что это такое — работа с документами, охнули бы.

Надвигались президентские выборы, эта съемка для выборов была очень важна, а что касается расследований крупных преступлений — плевать.

Вечером все телевизионные каналы в своих новостях показали строгого, с непрощающим внимательным взглядом президента и оправдывающегося перед ним генерального прокурора.

Когда Вельский это увидел, ему сделалось горько. Куда ни глянь, куда ни плюнь — всюду в президентской команде большие мастера подковерных игр, интриг, закулисья. И главное все преданы президенту, хотя и дерутся друг с другом, — это их главное достоинство. Специалистов же, профессионалов среди них — ноль целых ноль десятых… Сотые доли. Да и те, видя, что происходит, покидают свои кабинеты.

Уехал Вельский из Кремля ни с чем.

«Я понимаю одно, — написал он поздним вечером у себя в дневнике, собственно, уже была ночь, тяжелая, угрюмая, холодная и одновременно душная, через пятнадцать минут часы должны были отбить полночь, — если я сделаю сейчас одно неверное движение, дам согласие на арест кого-нибудь из виновных (я имею ввиду высоких виновных сановных людей, не «шестерок») в убийстве Влада, в тот же день президент подпишет «указивку» о моем отстранении от должности. Несмотря даже на то, что шаг этот будет очень непопулярным в связи с приближающимися выборами.