На сей раз в доме где-то в глубине раздались шаги и зажегся свет. А потом мужской голос поинтересовался:

— Кто там?

И я первый раз не сразу сообразила, как мне следует представиться!

* * *

Нет, честное слово, я настолько растерялась, что мне даже не пришло в голову соврать, представиться, например, корреспондентом, или изобразить подругу Маши, или, наоборот, представиться знакомой Игоря!

Он снова спросил, кто я.

— Простите, что я вас беспокою, — выпалила я. — Я частный детектив. Александра Сергеевна Данич. Мне очень нужно с вами поговорить. Откройте, пожалуйста!

Человек за дверью задумался, можно ли мне доверять настолько, чтобы впустить в дом, но, видимо, любопытство пересилило, и дверь приоткрылась.

Убедившись, что я одна и без оружия, он открыл дверь шире, и теперь я могла его видеть.

— Здравствуйте, Александр Евгеньевич, — сказала я.

Сомнений в том, что передо мной стоит отец Игоря, у меня не возникло. Они были похожи как две капли воды, только у Воронцова-старшего не было бороды, а густые волосы уже давно поседели. Но глаза были такими же, точь-в-точь, — с легким прищуром, глубокие и карие, с легким оттенком зеленого, едва уловимого, лишь изредка вспыхивающего где-то в самой глубине.

Надо же быть до такой степени похожими!

* * *

— Ну-с, и чем я могу служить? — поинтересовался он, рассматривая меня с любопытством. — Такой юной девушке-детективу с пушкинским именем?

Я чувствовала себя полным «чайником»!

Что же мне ему сказать?

«Понимаете, я хочу спасти вашего сына»?

— Понимаете, — сказала я вслух, бросаясь в омут головой. — Я… Я хочу помочь вашему сыну!

— Игорю? — спросил он.

Я кивнула.

— Чем?

— Как чем?

— Чем вы ему можете помочь?

Я молчала, смотря в пол. Под его насмешливым взглядом я снова почувствовала себя ученицей старших классов. «Данич, вам не кажется, что иногда люди совершенно не желают, чтобы вы совали свой любопытный нос в их дела?»

— Деточка, — мягко произнес отец Игоря, дотрагиваясь до моего плеча. — Я благодарен вам за участие в судьбе моего сына… Поверьте, очень благодарен. Но… Вы же знаете, обстоятельства таковы, что все усилия обречены на провал. Вы хотите найти смягчающие вину обстоятельства? Я не думаю, что убийство имеет оправдание. Я, может быть, покажусь вам жестоким, но Игорю надо расплатиться за совершенное деяние. Какой бы ни была Мария, он не имел права так поступать… Бог запретил нам убивать, а Игорь нарушил эту заповедь. Так что давайте позволим ему пострадать за совершенное зло. Иначе его жизнь будет адом.

— Она и так ад, — буркнула я.

— Значит, так надо.

— Вы не правы, — покачала я головой. — Я надеялась найти в вашем лице союзника. Я думала, что вы, как и я, не верите в его вину!

— Но он убил ее, деточка! И ничего с этим поделать нельзя…

— Я так не считаю…

Ох, до чего мне хотелось сейчас расплакаться!

Хотя, если разобраться, «что мне Гекуба?»

А вот поди ж ты, к глазам подступают слезы, и я чувствую себя одинокой воительницей, чьи усилия заранее обрекают на провал даже те, в чьем лице я надеялась если не обрести союзников, то хотя бы увидеть немного сочувствия!

Впрочем, в глазах Воронцова-старшего оно было, это несомненно. Он сочувствовал мне как маленькой идиотке, увидевшей на одну минуту его сына и влюбившейся в него.

Собственно, об этом он меня и спросил:

Не влюбилась ли я в его сына?

— Нет, — ответила я. — Я просто ненавижу несправедливость.

— Ну, хорошо, — кивнул он. — Проходите в комнату. Я постараюсь вам объяснить, почему я уверен в вине сына. Но ради всего святого, не смотрите на меня как на врага! Я меньше всего на свете желаю Игорю беды. И искренне хотел бы, чтобы все в его судьбе изменилось. Но мой сын уже совершил то, что совершил. А я достаточно разумный человек, чтобы не отвергать объективную реальность!

— Значит, вы ненавидите несправедливость… — сказал он, когда мы вошли в комнату, заставленную книгами. — Смею вас заверить, я отношусь к этому же типу людей.

Я взглядом пробежала по корешкам книг. Хозяин комнаты явно был увлечен философией. Но что меня немного удивило — так это то, что наряду с Брянчаниновым и Лосским мирно соседствовали Блаватская и Андреев («Врага надо знать в лицо», — сказал Воронцов, заметив мое удивление), а на отдельной полке стояли тома Антисфена, Диогена, Кратета и другой «кинической братии».

Похоже, отец Игоря всерьез увлекался «киниками».

— Я могу печалиться о судьбе моего сына, хотя, на мой взгляд, он поступил подобно Эзопу. Знаете, как он погиб?

Я кивнула.

— «Где здесь пропасть для свободных людей?» — процитировала я. — Вы считаете, что Игорь тоже выбрал эту самую «пропасть»?

— Именно так, — кивнул он. — Хотя, очевидно, я наделяю своего сына не свойственной ему силой характера. Может быть, он просто не выдержал той бездны лицемерной жестокости, в которой последнее время его вынуждали жить. Его — и его детей. Понять его можно, потому что…

Он встал и, не договорив, спросил:

— Вы будете чай с травами?

— Только, если можно, без них, — попросила я. — Травы расслабляют. Сразу хочется спать, а сон для меня пока — непозволительная роскошь…

— А как же с рецептом Грина? — улыбнулся он. — «Красивые девушки должны много есть и много спать»?

— Тогда они потолстеют, — рассмеялась я.

— В вашем возрасте хороший сон — необходимость.

— Пока я работаю, ночь — единственное время, когда я могу все разложить по полочкам, — призналась я. — За день моя голова поглощает столько информации, что на это действо у нее просто не хватает времени и сил. А ночью, когда я не обременяю ее новыми данными, она вполне может заняться ее переработкой.

— Зачем вы выбрали такую профессию?

— Я ее не выбирала, — пожала я плечами. — Она меня выбрала сама. Я собиралась работать переводчицей. С французского. Но судьба распорядилась иначе! Теперь один мой знакомый следователь утверждает, что талант детектива у меня от бога, хотя я ему не очень-то верю. Самой себе я кажусь довольно бестолковой особой. Но он утверждает, что у меня очень сильно развита интуиция.

— И сейчас, надо думать, она вас решила обмануть?

— Почему?

— Вам она подсказывает, что мой сын не убивал Марию. Она вас обманывает, — тихо и мягко повторил он.

— Я видела его. Я видела его глаза…