Похоже, такая мысль Кревану в голову не приходила, и она ему не понравилась, но он все же попытался улыбнуться – оскалился.

– Я поговорила с Марком Хустоном, готовясь к интервью …

Эрика пролистала какие-то бумаги у себя на коленях.

Креван оживился:

– Марк! Конечно, мы дружили в школе. Сто лет его не видел!

И снова нахмурился, ожидая, что воспоследует. Эрика листала бумаги.

– Я спросила Марка, помнит ли он эту систему, принятую в вашей семье, – таблички на шее с указанием изъянов характера. Помнит ли, чтобы вы появлялись в школе, на футболе, в кино, на тусовке или еще где-то с такой табличкой на шее. И он, оказывается, такое помнит. Я спросила, какую табличку вам вешали чаще всего. И знаете, что он ответил?

– Не знаю. Если Марк помнит такие подробности, значит, память у него куда лучше моей. – Оскал во весь рот.

– Он сказал, тут все просто, табличка всегда была одна и та же. Ваша главная отрицательная черта, как вы это называете. – Она снова глянула на листок и зачитала: – Это была заносчивость, то есть, как вы только что объяснили, уверенность в своем превосходстве, потребность казаться лучше, чем ты есть, потому что не можешь смириться со своей заурядностью.

Теперь уже он не мог скрыть гримасу гнева.

– Мистер Креван, благодарю за участие в нашей передаче, нам многое удалось прояснить. – Эрика улыбнулась на камеру.

Все вновь испустили радостный клич, когда передача закончилась. Верхний свет не включали, одни помощники Эниа негромко обсуждали увиденное, другие прочесывали интернет, выясняя реакцию общества. Продумывали новые опросы и как вести агитацию.

– Ты что-то не очень рада, – сказала мне Эниа.

Я покачала головой.

– Он сильно разозлится, – сказала я.

А уж я-то знаю, на что Креван способен, если его разозлить.

48

– Рада видеть тебя наконец, – сказала Эниа.

Она протянула руку, и я пожала ее. Теплая кожа, крепкое рукопожатие.

– И я вас, – ответила я без особой уверенности. – Вы распустите Трибунал, если вас изберут?

Она улыбнулась:

– Сразу быка за рога? Знаешь, мы тут предпочитаем говорить не «если», а «когда».

Но на вопрос она так и не ответила, заметила я себе.

– Иди со мной. Поговорим наедине, – пригласила она.

Кэррик смотрел нам вслед и, похоже, нервничал: как бы я не вздумала оскорбить женщину, которая в глазах всех, здесь собравшихся, герой.

Я могла уже стоять без поддержки, хотя ноги все еще подгибались. Все внимание уходило на то, чтобы идти ровно. Эниа обхватила меня рукой за талию и увела в маленький кабинет, подальше от толпы. Там тоже сгрудилось несколько человек вокруг компьютера, но, завидев Эниа, они тут же освободили помещение. Эниа присела на стол и полностью сосредоточилась на мне.

– Ты не доверяешь мне. Почему?

– Я никому не доверяю, – не лукавя, ответила я.

– Это понятно.

– Я знаю, Кэррик вам доверяет. Он верит в вас, и все эти люди, которые здесь собрались, тоже, и тысячи людей по всей стране вас поддерживают. Но у меня пока не было доводов – «за» или «против». – Я сглотнула. – И хотелось бы надеяться, что, если выборы приведут вас к власти, вы не сделаете поворот кругом.

– Нет, когда я приду к власти, я не сделаю поворот кругом. Я изо всех сил постараюсь сдержать свои обещания.

– Какие именно?

– Справедливое обращение для Заклейменных. Реорганизация Трибунала.

– Реорганизация? Справедливое обращение? – повторила я. – Этого мало. Нужно сломать систему.

– Отменить полностью? – с тревогой переспросила она. – Нельзя так сразу, Селестина. Маленькими шагами.

– Маленькими шагами мы никуда не придем: стране нужен огромный прыжок.

Она подумала над моими словами.

– Можешь поверить мне в том, что я сдержу обещание, которое дала Заклейменным. И если ты будешь и дальше поступать так, послужишь вдохновляющим образцом, покажешь всему народу, что Заклейменные – люди, а не чудовища, этим ты не только мне облегчишь задачу. Ты самой себе поможешь. Ты очень отважная девушка, Селестина. Стране давно нужен был человек вроде тебя, чтобы всерьез начать разговор об отношении к Заклейменным. Ты вдохновляешь меня – ты же видела, какой мы выбрали девиз для кампании.

Я кивнула:

– Да, это лестно.

– Так что я могу теперь сделать для тебя?

Я с удивлением посмотрела на нее.

– Мне кажется, тебе пора уже получить помощь, как ты считаешь?

– Помочь Заклейменной? Да еще нарушительнице?

О чем она говорит?

– Оглянись по сторонам, Селестина.

Я глянула в окно, снаружи было много людей, и почти все – с повязками Заклейменных, у одних шрамы бросались в глаза, у других, значит, были скрыты под одеждой.

– Я никому не помогаю, – пояснила она. – Это мне помогают, понимаешь?

Я улыбнулась:

– Хорошая отговорка.

Ноги вдруг подогнулись, и я вынуждена была сесть.

– Ты в порядке?

– Креван схватил меня, привез в тайную больницу Трибунала в Крид-Бэрракс, он вколол мне что-то, от чего меня парализовало. Я смогла сбежать.

Она потрясенно глядела на меня. Не сразу даже и поняла, что я такое говорю.

– Что у тебя с ним, Селестина? Почему он до такой степени одержим тобой?

– Этого я вам сказать не могу.

– Но что-то же происходит.

Я кивнула.

– Что-то большое.

– Огромадное.

У нее даже зрачки расширились.

Я решила довериться:

– Я пытаюсь разоблачить Кревана. Вы мне в этом поможете?

– Все, что в моих силах.

Мы вышли из кабинета, Эниа отвела меня к человеку, укрывшемуся подальше от предвыборной суматохи в тихом уголке. Он склонился над компьютером с огромным экраном – в жизни такого не видела, – вокруг три ноутбука и провода, провода. На голове наушники, он полностью сосредоточился на мониторе, там крутилась видеозапись с Эниа Слипвелл.

– Редактирует политический манифест, – пояснила Эниа. – Завтра выходит в эфир.

Она положила руку ему на плечо, и мужчина снял наушники.

– Пит, этой девушке нужна твоя помощь. Дай ей все, что понадобится.

Обнаглев, я ухватила ноутбук, телефон, зарядники, упихала все это в свой рюкзак. За моей спиной возник Кэррик.

– Только что говорил с Тиной, – сообщил он. – Доктор Грин отложила операцию на утро. Так что у нас в запасе ночь – а спозаранку твоя мама поедет туда.