ожидала такого поворота событий, не была готова к нему, но все же четыре месяца – это хорошее долгое время. Это будет нескоро, а пока можно жить в свое удовольствие, не думая ни о чем.

– Эм… то, что тебе подарила Линда. По-моему, тебе должен пойти такой оттенок красного, как думаешь? Дома никого, а щенок уже уснул, так что…

Самые страшные звери

*Лекои Опоаль Л`диэн*

Это было похоже на то, как я однажды в детстве упал с десятиметровой высоты. Когда мать оставила меня, я стал искать другой ход в поместье. Переплыв реку, я попытался подняться по холму, будучи до нитки мокрым. Поскользнувшись на траве, я сорвался и покатился вниз, потом лежал, изнывая от боли во всем теле, и думал, что умру… тогда все обошлось, меня нашла Сарабанда.

Сейчас я чувствовал себя точно так же, но только никто не приходил меня спасать. Все тело болело, виски пульсировали, во рту стоял привкус чего-то мерзкого… меня пытали, пробовали отравить? Где я сейчас? Пахнет не домом.

Воспоминания напоминают дырявую тряпку. Отдельные сцены мелькают при попытке вспомнить вечер и ночь.

Я и Шаротта в ее доме, с театральной труппой и другими знакомыми. Фиар рассказывает об успехе нашей последней пьесы, хвалит всю труппу и меня. Особенно меня, и понятно, из-за чего: из-за моей внешности в театр стали ходить почти все девушки города, уборщица зарабатывает огромные деньги, водя экскурсии по моей личной гримерной, а один из местных торговцев стал спонсировать театр, надеясь, что я отвечу взаимностью его по уши влюбленной дочери.

Фиар говорит, что хочет написать новую пьесу к концу праздников, и это будет «вулкан», как он сам выражается. Главная роль – моя. Я отказываюсь, но Шарлотта уговаривает меня не упрямиться и сыграть очередного героя-любовника. Ради Шарлотты, которая почему-то в восторге от моего успеха у публики, я соглашаюсь.

Есть ящик вина. Все пьют. Меня от него воротит, но я пью со всеми, чтобы не быть невежливым.

Следующее воспоминание, очень яркое.

Я в театре. Фиар, развеселившись от вина, предлагает начать репетицию прямо сейчас. Я, как последний идиот, лезу на сцену и пытаюсь что-то изобразить. Мне становится плохо, живот воротит от мерзкого вина… я превращаюсь в крысу и убегаю в щель, чтобы никто не видел, как меня рвет… в вине определенно был Черный Хвост. Растение, которое часто добавляют в недорогие вина для вкуса, и которое использует стража, чтобы ловить оборотней, запирая их в одном теле при помощи порошка из Черного Хвоста.

Пока меня не было, на сцену взбирается Шарлотта, за ней следом студент, чьего имени я никак не могу запомнить. Что-то происходит, он обнимает Шарлотту и, хотя та отбивается, пытается ее поцеловать, крича что-то про то, что она давно его хочет и стесняется сказать. Фиар хохочет и орет, что этого в пьесе не было. Почуяв неладное, я вылезаю из щели, принимаю свой истинный облик, отталкиваю студента от Шарлотты. Он злится, я чую запах агрессии, хлещущий от него вперемешку с запахом вина. Он кричит, что я девчонка с косой, что понятия не имею, что нужно женщине, что я красивая кукла, а не мужчина. Я говорю, что он пьян и должен замолчать, чтобы не позорить себя. Тогда он бросается на меня. Я не хочу его бить, уклоняюсь, пока это возможно. Шарлотта, которую это все почему-то развеселило, кричит, что я непременно должен ударить хоть раз, а не то он окажется прав, что я девчонка. Я бью, аккуратно и легко, но это только разъярило студента еще больше, он бросается на меня снова. Мы скачем по всей сцене, едва не сбивая столы и лампы. Мне надоедают эти скачки, я разбиваю нос противнику, и тогда он успокаивается. Шарлотта в ужасе. Фиар орет.

У меня снова приступ, на этот раз проблема с образом – неудивительно после Черного Хвоста. Нужно обернуться, чтобы отрава не подействовала на меня. Я снова крыса, снова в щели, там превращаюсь в птицу, в змею, в кота, снова в крысу. Отпустило. Выползаю из щели, но не успеваю обернуться, меня ловят в ведро, затем пересаживают в очень тесную металлическую коробку, в которой пахнет табаком. Оборачиваться нельзя: тело не прорвет металл коробки, я только покалечусь. Выбраться из нее невозможно – она очень плотно закрыта, есть только маленькая щель для воздуха, но туда у меня даже нос не пролезает.

Я пищу и бешусь, пытаясь напомнить о том, что я не зверь и что со мной так нельзя, но снаружи никакой реакции. Коробку куда-то положили и дальше я почти ничего не слышал. Вскоре мне опять стало плохо и я, чтобы не мучиться, уснул. Я проснулся от того, что коробку со мной взяли и куда-то понесли. Ничего не было видно, я ничего не мог понять, кроме того, что оказался на улице.

Следующее воспоминание уже совсем смутные.

Все трясется, дышать тяжело, меня швыряет в разные стороны… внезапное ощущение невесомости, потом сильный удар. Я без сознания.

Когда я очнулся вновь, земля забивала рот. Почувствовав это, я стал отплевываться, но от резких движений сильно заболела голова. Кое-как поднявшись, я перевернулся на спину и уставился в небо. Острые темные верхушки деревьев прорезали слепящую белизну. Кажется, я в лесу.

Тело продрогло, я не чувствовал пальцев, горло и нос опасно жгла начинающаяся болезнь. Обернувшись волком, я остался лежать, согреваясь в теплой шкуре.

Через некоторое время сил стало больше, я принюхался, чтобы понять, где нахожусь. Запахи смешались: промерзшая почва, лес и дорожная пыль. Кажется, я на обочине.

Лежать на холодной земле дальше было нельзя. Я поднялся, припадая на переднюю лаву и осмотрелся. Первое, что попалось на глаза, – разломанная коробка из-под сигар. Такие курил Фиар.

Недалеко оказалась дорога, я выбрался на нее, но так и не понял, с какой стороны город. Пришлось превращаться в птицу и заставить себя взлететь, несмотря на синяка и боль в мышцах.

Только когда я поднялся выше елей, смог разглядеть вдалеке Трехполье.

Огромный город, один из самых больших на материке, был едва различимым пятном на заснеженных просторах. Я устремился к нему, паря по холодному воздуху.

Однако, вскоре я понял, что не смогу лететь дальше: сил было совсем мало. Тогда я превратился в лошадь, ведь это самое выносливое животное, которое может двигаться по дороге, не привлекая внимания. Так я и шел дальше.

Прошел день, к вечеру я не выдержал