Великая Гигиеническая Революция совершенно изменила образ жизни людей; все представления о том, как человек должен выглядеть, в каком жилище обитать и что считать важным для себя. Мы – дети Великой Гигиенической Революции и ее последствий.

Самым важным последствием Великой Гигиенической Революции стало почти полное исчезновение детской смертности. Великая Гигиеническая Революция сначала уменьшила, а потом фактически отменила детскую смертность. И смертность женщин при родах.

В конце XIX века смерть рожениц в Германии упала с обычных 4 % до 0,3 %. Смертность детей с обычных 60–70 % до 7 %. Ко времени Первой мировой войны детская смертность во всей Европе составила 4–5 % родившихся.

Русские европейцы – часть Европы. Для них в середине XIX века свершилась и принесла свои плоды Великая Гигиеническая Революция. В красивых особняках XVIII века не сразу появились форточки, в XVIII и начале XIX века в этих домах было душно. Герой «Капитанской дочки» Петруша Гринев зубов не чистил, а мылся в основном раз в неделю, в бане – по субботам. А Маша Миронова представления не имела о таком полезном изобретении, как трусы и тем более как гигиенические пакеты и прокладки.

Но для их внуков все быстро изменилось! А для потомков Савельича и других крепостных Гриневых – нет. Великая Гигиеническая Революция произошла и для русских туземцев – но много позже, в начале XX века. А для многих – уже при советской власти.

Без Великой Гигиенической Революции

Жизнь в традиционной русской избе – это и привычка спать в спертом воздухе – ведь в избе спят множество людей, а форточек в ее окнах нет. И летом, когда в доме прохладно, и зимой, в натопленном доме, попросту говоря, душно. По-видимому, привычные люди вовсе не испытывают от этого особых страданий, но с тем же успехом могу сказать – и в современной… ну, почти что в современной России, еще в 1970–1980 годы по крайней мере некоторые сельские жители закупоривали на ночь свои дома так, что городской, привычный к форточкам человек в них попросту начинал задыхаться.

В большинстве сельских домов тогда форточки уже были – но люди вовсе не видели в них такой уж острой необходимости. В точности как описанные М.Е. Салтыковым-Щедриным мелкие дворянчики 1850-х годов: помещики экономили топливо и не напускали в дома холода. В их домах чаще всего было душно, особенно зимой.

Для современного россиянина… по крайней мере для абсолютного большинства россиян, невозможность проветрить помещение была бы неприятной и даже попросту мучительной. Мы – уже безнадежные, законченные европейцы.

Во всех традиционных культурах в доме полно крыс, мышей, тараканов, а в постелях и в головах – насекомых. В Московии изобилие тараканов было признаком богатого дома – от бедняков «и тараканы сбегали». Потолок шевелится от тараканов? Хорошо! Значит, в доме достаток. А если тараканы падают во щи – можно и выловить, невелико дело.

В Японии реклама новых пластмассовых столиков показывала, какие они практичные: крысы не могут перегрызть крепкие пластмассовые ножки!

Еще М. Шолохов в «Поднятой целине» описывал обычнейшее занятие сельских жителей – «искаться». «Искались» близкие друзья, супруги, влюбленные пары, мамы и дети. Один или одна из «ищущихся» ложится на колени головой к другу (подруге), а та/тот перебирали волосы, выцепляя там насекомых, в первую очередь вшей. Выглядит не очень «аппетитно», согласен, но таких малоприятных деталей довольно много в жизни людей того времени. Искались ведь не только на Руси. В Европе этот обычай тоже бытовал все Средневековье, а уничтожила его только Великая Гигиеническая Революция.

До Великой Гигиенической Революции во всех традиционных обществах встречается очень много всего «неаппетитного». Описание, скажем, традиционного дома скандинавского крестьянина способно вызвать попросту тошноту, в том числе у современных шведов и норвежцев. Было в этом доме почти всегда холодно (экономили древесину для протопки), и сильно пахло несвежей мочой – в моче стирали, и потому в земляном полу делалось углубление, в которое мочились все домочадцы; так сказать, не покидая жилья, впрок запасали необходимое в хозяйстве.

А обычай молодых мам высасывать сопли из носа младенцев исчез совсем недавно; в Британии он отмечался в эпоху Наполеоновских войн (как яркий признак некультурности батраков, мелких фермеров и прочих малообразованных слоев населения); в Германии он описывался в конце XIX века, а в России зафиксирован последний раз еще в 1920-е годы, уже перед коллективизацией.

В Соединенных Штатах в середине XIX века герой повести Сетон-Томпсона, Ян, не может поесть в доме у старой прислуги… Он-то уже привык к другим правилам, а добрые хозяева «одним пальцем намазывали ему масло на хлеб, а другим мешали в чашке с кофе» [65. С. 43]. Тогда и в Штатах Великая Гигиеническая Революция еще не до конца завершилась.

В качестве навязчивого штампа из книги в книгу воспроизводится одно и то же, достаточно забавное утверждение: мол, на Руси жили чистоплотнее! «У них в Европе» и бань-то не было, жили грязнулями, а вот у нас что ни неделя, то в баню ходили! В баню ходили, а между?

Так вот – мыть руки перед едой, умываться и подмываться, чистить зубы, менять носки и трусы, спать раздетыми крестьяне начали только в начале XX века – и то далеко не все. Еще в 1930-е годы женские трусы казались чем-то неприличным в сибирской деревне, каким-то издевательством над женщинами. Спали же в нижней рубашке: в ней ходили весь день, делали всю работу – в ней же, пропотевшей, ложились спать.

Результат: в России детская смертность у крестьян оставалась очень высокой до конца Второй мировой войны, даже до начала 1950-х годов. Еще доживают свой век женщины, которые родили по 10 и по 12 детей, а сохранили 2 или 3. Одна сотрудница и ученица моей мамы родилась в 1932 году. В семье их было двое: она и брат. Но мама Кати родила то ли 15, то ли 17 детей – она сама не помнила, сколько именно. Все умерли во младенчестве, кроме этих двоих.

Для русского крестьянства Великая Гигиеническая Революция полностью победила только к концу 1950-х годов. До этого времени даже структура семьи у разных частей русского народа была разная: у туземцев она и была туземная.

Бытовые привычки

Европеец привык к обилию зелени на столе, к «колониальным» товарам: кофе, чаю, шоколаду. Привык к блюдам французской и немецкой кухни, уже считает их своими. В XVIII – начале XX века ничего этого нет – и не только в домах бедняков, но и в доме богатого купца.

Повседневная еда крестьян, купцов и священников убийственно однообразна, что во всей полноте отражено в двух народных поговорках: «Щи да каша – пища наша» и «Надоел, как пареная репа». Эта пища скучна, как всякая пища локальной цивилизации, появившаяся до колониальных захватов, океанских плаваний и знакомства с растениями и животными всего мира.

И вкус у народной пищи, и ее биохимический состав отличается от дворянской еды. Это еда, состоящая из совершенно других блюд, которые приготовлены другими способами и совсем иначе поедаются.

Европейцы и туземцы по-разному одеваются.