злобно спросили, кто они такие и чего им здесь надо. Леди Мэри уже спрыгнула с лошади и пошла к двери, но они грубо преградили ей путь, а один воскликнул, хрипло расхохотавшись:

— Куда? Куда? Нашему хозяину нынче больше не требуется! Назад, назад, красотка, кто бы ты ни была. Дверь заперта, и наш господин гостей не принимает.

— Эй, ты, — негромко, но твердо сказал Найджел, — посторонись! Мы приехали говорить не с тобой, а с твоим хозяином.

— Может быть, дети мои, — вмешался священник, — будет лучше, если я один войду к нему и посмотрю, не смягчит ли глас церкви это кремневое сердце? Боюсь, не случится ли кровопролитие, если войдете вы.

— Нет, отче, прошу тебя немного подождать здесь. И ты, Мэри, останься с добрым отцом Афанасием, ведь мы не знаем, что найдем там внутри.

Он вновь повернулся к двери, и вновь стражи встали перед ним.

— Прочь! — сказал Найджел. — Прочь, если вам дорога жизнь! Клянусь святым Павлом, я не хочу марать свой меч кровью таких, как вы, но я дал клятву, и в эту ночь никто меня не остановит.

Стражи в страхе попятились, таким грозным был этот мягкий голос.

— Погоди-ка, — сказал один, вглядываясь в темноту. — Да никак это сквайр Лоринг из Тилфорда?

— Да, это мое имя.

— Так что же ты не назвался? Я бы поперек дороги тебе не встал. Опусти дубину, Уот, это же не чужой кто, а сквайр Лоринг.

— Его счастье, — буркнул второй, опуская свое оружие и мысленно вознося благодарственную молитву. — А то взял бы я на душу кровавый грех. Да только хозяин, когда поставил нас у дверей, про соседей ничего не говорил. Так я сбегаю спрошу его.

Однако Найджел уже прошел между ними и распахнул входную дверь. Но как ни был он быстр, леди Мэри нагнала его, и в залу они вступили вместе. Она была очень велика и тонула в черных тенях, если не считать яркого круга света на середине, где два масляных светильника озаряли небольшой стол. Он был уставлен блюдами, но слуг в зале не было, и за ним сидели лишь двое. У ближнего конца спиной к ним — Эдит, чьи распущенные волосы ниспадали на ало-черное платье. Свет ложился на вздернутые плечи и высокомерное лицо хозяина дома напротив нее — черные густые волосы обрамляли высокий выпуклый лоб мыслителя, серые, глубоко посаженные глаза холодно блестели под кустистыми бровями. Нос у него был изогнутым и острым, точно клюв ястреба, но бритое лицо безнадежно портили вялые обвислые губы и мягкие складки под тяжелым подбородком. Сжимая в одной руке нож, а в другой полуобглоданную кость, он поднял голову и свирепо сверкнул глазами на вошедших, как хищный зверь, потревоженный в берлоге.

Найджел остановился на полдороге между дверью и столом. Его взгляд скрестился со взглядом Поля де ла Фосса. Но Мэри, чье сердце переполняли любовь и жалость, бросилась к младшей сестре и обняла ее. Эдит вскочила и, отвернув лицо, попыталась высвободиться.

— Эдит, Эдит! Именем Пречистой заклинаю тебя, вернись с нами домой, оставь этого злодея! — восклицала Мэри. — Милая сестра, ты не разобьешь сердце нашего отца, не покроешь его седины позором, не сведешь его в могилу! Вернись домой, Эдит, вернись, и все будет хорошо.

Но Эдит оттолкнула сестру, ее нежные щеки вспыхнули от гнева.

— По какому праву, Мэри, ты преследуешь меня, будто я беглый виллан, а ты моя госпожа? Ты же старше меня всего на два года! Возвращайся сама, а мне предоставь поступать так, как я нахожу лучшим.

Однако Мэри не разжимала объятий, пытаясь смягчить упрямое и гневное сердце.

— Наша мать умерла, Эдит. И я благодарю Бога, что она не может увидеть тебя под этой крышей! Но я заменяю ее, как было всю нашу жизнь, потому что я старшая. Ее именем заклинаю тебя, не доверяй этому человеку, вернись домой, пока еще не поздно.

Эдит вырвалась из ее рук и с пылающими щеками устремила на сестру вызывающий злобный взгляд.

— А, теперь ты говоришь о нем дурно! — сказала она. — Но было время, когда Поль де ла Фосс приезжал в Косфорд, и кто говорил с ним так нежно и ласково? Кто, как не благоразумная, благочестивая сестрица Мэри? Но он полюбил другую, а потому теперь он злодей и оставаться под его крышей — позор! Как поглядеть на мою праведную сестру и ее спутника, так скакать ночью рядом с мужчиной — это великий грех для всех, кроме нее самой! Загляни прежде в собственный глаз, Мэри, а уж потом указывай на соломинку в чужом.

Мэри в нерешительности и безумной тревоге смирила гордость и гнев, но не знала, как тронуть эту упрямую и капризную душу.

— Сейчас не время для злых слов, милая сестра, — сказала она наконец, схватив Эдит за рукав. — Все, что ты говоришь, быть может, правда. Да, было время, когда этот человек казался другом нас обеих, и я, подобно тебе, знаю власть, которую он способен приобрести над женским сердцем. Но теперь мне известно, каков он на самом деле, а тебе нет. Мне известно, сколько зла он причинил, сколько бесчестия, сколько на его совести нарушенных клятв, неисполненных обещаний и обманов. Мне известно все это, так неужели же я могу спокойно взирать, как моя сестра попалась в старую ловушку? Она уже захлопнулась, деточка? Я и правда опоздала? Во имя Бога, Эдит, скажи, что нет!

Эдит вырвала рукав из пальцев сестры, сделала два быстрых шага к столу, где Поль де ла Фосс все еще сидел молча, не отводя глаз от Найджела. Эдит положила ладонь на его плечо:

— Вот человек, которого я люблю. Единственный, кого я полюбила. Он мой муж.

Мэри радостно вскрикнула.

— Это так? — сказала она. — Ну, тогда честь сохранена, а остальное в руце Божьей. Если вы обвенчаны, то ни я, ни кто другой не имеет права встать между