Единственная проблема состоит в том, как объяснить этим американцам, что никакой Америки, Президента и прочего бла-бла-бла для них больше не существует и что их статус на Земле точно такой же как и у нас, то есть «покойники». Если лейтенант Уилсон уже понимает, что с ними произошло что экстраординарное, выходящее за рамки привычного, то майор Харрис и его люди не верят ни во что и в первую очередь в эйджел, отлет с Земли, космос и все прочее что произошло за последние сутки. В ограниченном сознании майора и его подчиненных мы все еще находимся в горных джунглях так называемого «золотого треугольника». Ведь именно там и был подбит вертолет Чинук, на котором эта веселая гоп-компания перелетала на тайную американскую базу в горах. Свое перемещение на «Несокрушимый» майор Харрис и его подчиненные воспринимают не как освобождение, а, как передачу захваченных от исполнителей к заказчикам и как его переубедить я не знаю, ибо такие люди любое доказательство готовы объявить поддельным. Ведь «этого» не может быть, потому что не может быть никогда.

А вот кстати и сама Вика, легка на помине, вбежала легкая как девочка в своем черном корабельном комбинезоне и с любопытством смотрит на сбившихся в середке помещения американов, причем две женщины и двое мужчин группирующиеся вокруг лейтенанта Уилсон, явно сторонятся людей майора Харриса.

– Привет, Шевцов, – говорит Вика, – а что это еще за клоуны?

Больше ничего она сказать не успела, потому что тот, кого американцы называли майором Харрисом, стремительно сделал шаг вперед и взял Вику на удушающий прием сзади.

– Эй русский, как там тебя, Шевцов, – выкрикнул он на довольно неплохом русском языке, – я сверну этой девке шею, если ты немедленно не…

Впрочем договорить до конца мы ему не дали. Программы контртеррористической подготовки имперской СБ, которыми мы пользуемся, подразумевают в такие моменты тактику мгновенного ответа террористу. Я сам и двое из моих людей, присутствующих в допросной, мгновенно выхватили из плечевых кобур табельные импульсники, и ни на секунду не задумываясь, с трех направлений почти одновременно прострелили этому майору Харрису голову. Бело-голубые лучи, шипение и треск как от вольтовой дуги, резкий запах озона смешавшийся с вонью паленого мяса. Майор Харрис падает на палубу с дымящимся огарком вместо головы, я оттаскиваю ошарашенную Вику в сторону, а в допросную уже врываются парни из дежурного взвода и резкими ударами по почкам и другим местам укладывают оставшихся пиндосов мордами в палубу, притаптывая сверху бронированными ботинками. Я взбешен и теперь со всеми ими будет только так. Не хотят по хорошему, получат «день гнева» по полной программе.

– Пощадите! – придушено орет оттуда-то снизу лейтенант Уилсон, – я и мои люди ни в чем не виноваты. Этот майор Харрис он был из ЦРУ…

И в самом деле. Зачем обычному армейскому майору русский язык на достаточно высоком уровне. С другой стороны, зачем мне здесь, на «Несокрушимом» хоть какие-то живые американы, особенно после такой подлянки. Этот майор Харрис еще легко отделался, потому что его смерть оказалась незаслуженно легкой и быстрой. А что делать с остальными? Никаких игр с ЦРУ я вести не собираюсь, так что подчиненные майора Харриса однозначно должны последовать за своим шефом прямо в ад. Наверняка, у каждого из них руки по локоть в человеческой крови, даже если сами лично они никого не убивали. Короткая команда и вот подчиненных Харриса выводят с заломленными за спину руками в их последний путь. Ну не верю я в их перевоспитание и все тут!

Лейтенант Уилсон и ее люди это другой вопрос. Вроде психосканер говорит о чистосердечном раскаянии и готовности к сотрудничеству. Но сейчас я не в духе, хотя и желание рубить с плеча именно этих людей куда-то пропало. Ладно отправлю пока всех пятерых в отдельную камеру корабельной тюрьмы (есть тут и такая и карантинный блок по сравнению с минимализмом ее камер покажется номером-люкс). Поговорю с ними завтра, на свежую голову. А пока надо уйти в наши императорские апартаменты и как следует утешить плачущую Вику. А американцы (и американки) пока подождут.

день 60-й, корабельное время 22:15, «Несокрушимый», императорские апартаменты.

Виктория Полянская, 17 лет, переводчик, секретарь-референт и администратор Е.И.В.

Когда чужие жесткие руки схватили меня за шею и принялись душить, я так испугалась, что на какое-то время просто потеряла дар речи и могла только плакать. Еще я помню совершенно безумные глаза испугавшегося за меня Шевцова, который выхватил из плечевой кобуры импульсник и целился, казалось, прямо мне в лицо. Бело-голубая вспышка выстрела, жар от которого затрещали волосы, чужие руки отпускают мое горло и я, задыхаясь, падаю на колени и уже через мгновение оказываюсь подхваченной Шевцовым на руки.

– Моя маленькая девочка, – шепчет он мне на ухо, – спокойно, все уже кончилось. Негодяй мертв, мы победили.

И тут, находясь в таких сильных надежных объятиях моего любимого, я начала истерически смеяться. Я представила, как изменилась бы жизнь на Земле, если бы также молниеносно расправлялись с террористами, берущими заложников в различных общественных местах. Полиция, стреляющая в бандитов без предупреждения – это же ужас разного рода демократов, либералов и правозащитников. Мой папенька, не самый законопослушный человек, говаривал, что иногда кажется, будто у наших ментов в штанах яйца вареные и в скорлупе, а в кобуре вместо штатного шпалера с патронами детская игрушка с пистонами. Вот если бы ему дали власть, то он показал бы всем настоящий порядок… И дальше следовали рассуждения в стиле незабвенного Владимира Вольфовича.

Пока я так истерически ржала, вбежавшие в помещение парни из штурмовой роты без всяких церемоний разбирались с пиндосами, уложив их на палубу и пиная ногами, чтоб от них не исходило не малейшего сопротивления. Кстати, от того типа, который на меня напал, осталась только безголовая тушка с обугленной шеей и висящей на лоскуте кожи нижней челюстью. Три выстрела в голову из импульсника и три точных попадания. Мой любимый оказался настоящим Вильгельмом Теллем, да и остальные парни, присутствующие в тот момент на месте происшествия, тоже не подкачали. Надо бы наградить их по-царски за спасение мой драгоценной персоны, а то Шевцов в суете может и позабыть. Придумать, например, «Орден недрогнувшей руки» и вручать по таким вот случаям. Чтоб его кавалеру сразу личное дворянство, миллион рублей золотом и внеочередное звание.

Но долго любоваться на эту картину мне не дали. Любимый унес меня оттуда на руках в нашу спальню, только отдав короткое распоряжение насчет того, кого сразу кинуть в конвертер, а кто еще может пожить, по крайней мере, до дальнейшего разбора полетов, уже на холодную голову. Там еще одна баба громко орала, что она не виновата, что это тип был сам по себе – вот Шевцов и размяк. А может, это и правильно. Одно дело – прибить на месте преступления главаря банды и грохнуть под горячую руку его прямых подельников, и совсем другое – приказать казнить всех, кто оказался рядом с местом происшествия.

В общем, остаток вечера мне было не до америкосов, ибо в тот момент, когда

Шевцов меня «любит», времени ни на что не остается. Он у меня крайне изощренный и темпераментный. И я его тоже очень люблю, наверное – вот такого сильного, умного и доброго, обладающего всеми достоинствами моего папы и при этом лишенного его недостатков; такого я и ждала всю свою жизнь. Представьте себе два часа феерических головокружительных ощущений, когда думаешь, что уже все, большее уже невозможно, но тут открываются еще одни врата рая, и ты снова улетаешь на волнах блаженства. Потом Лаура мне сказала, что такое обостренное восприятие у людей очень часто бывает после опасных ситуаций с пережитым страхом смерти.