Он вздрогнул:

– Что у меня не так?

Она печально улыбнулась:

– Я ищу пожилого богатого промышленника, бездетного и со слабым сердцем. Ты – романтически настроенный студент-идеалист с горящими глазами и в придачу здоровый, как бык.

Эдвард вздохнул:

– Раз так, позволь мне быть твоим вторым мужем. Помогу тебе промотать наследство.

В конце концов они перешли на более приятные для обоих темы, вспоминая детские годы в Африке. Все белые, кого они знали, погибли при резне, но их друзья-туземцы выжили. Они говорили еще о множестве самых разных вещей, но не о том, о чем ему хотелось бы говорить, – не об их совместном будущем. Несколько раз он ловил себя на мысли, что лежит, словно дохлая овца, бестолково улыбаясь ей, счастливый одним ее присутствием. Наконец Алиса посмотрела на часы, негромко взвизгнула и вскочила.

– Мне пора бежать! – Она стиснула его руку. – Береги себя! Остерегайся зулусских копий.

Он почувствовал на щеке божественное прикосновение ее губ. Запахло розами. Потом она ушла.

Позже он просмотрел книги, присланные Джинджером Джонсом, и пришел к выводу, что они решительно не из тех, которые ему хотелось бы прочитать, лежа на больничной койке. А может, и вообще никогда. Это все из-за моего романтического идеализма с горящими глазами, подумал он. Большинство книг оказалось изрядно потрепанными, словно старик многократно их перечитывал или они часто переходили из рук в руки. Потом он случайно наткнулся на закладку, на которой красовалась надпись зелеными чернилами:

Noel, 1897

Vous Inculper,

Auant de savoir ce lui qui est arrivee,

Gardez-vous Bien.[4]

Подобные надписи имелись в каждой книге, каждая – чернилами нового цвета и другим почерком. Из этого можно было сделать вывод, что констебль Хейхоу не знает французского. Разместив книги в алфавитном порядке и прочитав все отдельные записи как целое письмо, Эдвард перевел:

«Задняя дверь была заперта изнутри; переход из кухни в дом – заперт, но ключ пропал. Они не могут обвинить вас, пока не найдут, куда он делся. Поосторожнее с любыми заявлениями, которые могут быть использованы против вас».

Два человека в запертой кухне, один мертвый, другой раненый – с какой стороны заперта дверь? Да, положеньице…

Трижды ура хитрюге валлийцу!

Элиэль проснулась, дрожа от холода. Она лежала в темноте на своем тюфяке. Ее разбудили холод и голод. Далекие звуки пения, доносившиеся из храма, подсказали ей, что час еще не поздний. Труппа, должно быть, уже в Суссвейле. Скорее всего они сейчас играют «Падение Трастоса» для добрых жителей Филоби. Будь проклят Филоби вместе с его пророчествами!

Пальцы болели от ощипывания кур. Элиэль оставила окно открытым – далеко не самый разумный поступок в Наршленде. Она устало поднялась и захромала закрыть окно.

Под ней там и тут светились окна. В кристально чистом горном воздухе небо ярко светилось мириадами бриллиантовых звезд. Нарсиане вечно кичатся своими звездами. И две луны. Вон она, Эльтиана – злобное красное пятнышко высоко на востоке. Смотрит, поди, на свою пленницу и смеется. Под ней бросал ярко-синий отсвет на снежные пики Наршвейла только что взошедший над дальним концом долины маленький полумесяц Иш. Зеленого Трумба не было видно вовсе. Элиэль высунулась и еще раз осмотрела небо удостовериться – и прямо перед ее глазами появился Кирб’л!

Ей еще никогда не приходилось видеть пришествие Кирб’ла. И вот ей повезло! Только что на этом месте не было ничего, кроме звезд, а в следующее мгновение их уже затмила сиянием золотая точка Кирб’ла. Элиэль даже почудилось, что она может разглядеть диск. Обычно Кирб’л, как и Эльтиана, казался простой точкой, похожей на звезду. Хотя не бывает звезд ярче этой, к тому же из чистого золота.

У всех лун случаются затмения, но ни у одной они не происходят так резко. Порой Кирб’л даже двигался не в том направлении. Через несколько минут Элиэль и впрямь заметила, что Кирб’л движется против хода звезд, опускаясь на востоке. К тому же он смещался на юг, чтобы избежать Иш с Эльтианой. Кирб’л, луна, которая ведет себя не так, как остальные, – направляясь то на север, то на юг. Порою яркий, порою тусклый – Кирб’л-Шутник, Кирб’л-бог, воплощение Тиона в Нарше. Уж не знак ли это ей, чтобы она не теряла надежду? Или Шутник просто смеется над ее мучениями? Кирб’л-лягушка подает ей знак! Добрый или дурной?

Элиэль решила, что добрый. Она закрыла окно, завернулась в одеяло и опустилась на колени помолиться. Молилась она, разумеется, Тиону. Она не хотела молиться ни богине похоти, ни богу смерти, ни Деве, которая не защитила ее от несправедливости. Чиол-Отец взял ее монеты, а в ответ дал жестокую судьбу. Но Тион – бог красоты и искусства, и в Нарше он – Кирб’л, и он дал ей знак.

– Ваше полное имя, пожалуйста.

Эдвард сообщил имя и дату рождения. Он чувствовал себя так, словно встречался с незнакомым игроком. Первые шары будут простыми и незамысловатыми – противники примериваются друг к другу. Потом пойдут крученые.

Была середина вторника – с отъезда Алисы прошли сутки. Самым примечательным, что случилось за эти двадцать четыре часа, было то, что повязку на голове сменили клейким пластырем. Часть пластыря пришлась на волосы, причиняя дикую боль при движении головой.

Он уже почти обезумел от скуки, так что поединок ума с законом пришелся очень даже кстати. Будучи невиновным, он считал, что ему нечего бояться – если игра ведется честно. Если же карты подтасованы, дьявол его побери, если он не сможет перехитрить эту деревенскую тыкву-полицейского; все, что он скажет, будет использовано в качестве обвинения. Он никогда не ожидал услышать эти жуткие слова официального предупреждения, адресованные ему лично.

– Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы отвечать на вопросы сейчас, мистер Экзетер?

– Да, сэр. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам найти убийцу.

– Что вы можете рассказать о событиях прошлой субботы, первого августа?..

Лизердейл казался усталым. Он страдал от жары и своего веса. Его лицо покраснело еще сильнее и блестело от пота. Шея выпирала из-под воротничка. Кончики нафабренных усов понуро свешивались вниз, вместо того чтобы гордо торчать вверх. Эдвард раздумывал, не предложить ли ему снять пиджак и даже жилет, но решил, что это не входит в требования честной игры. Со своей стороны Лизердейл вел себя не слишком спортивно – он поставил свой стул у стены, так что Эдварду приходилось сильно поворачивать голову, чтобы видеть его. Сержант в форме сидел с другой стороны от кровати и напоминал Эдварду о своем существовании только скрипом пера.