Твилли снился остров Марко. Во сне Твилли был мальчиком, бежал по белому пляжу и звал отца. Весь берег, насколько хватало глаз, был утыкан отвратительными многоэтажками. Здания необъяснимо уходили в облака и, закрывая солнце, отбрасывали огромные холодные тени на пляж, по которому бежал Твилли, подмышкой зажав коробку из-под ботинок, полную ракушек.

В своем первом сне Твилли слышал издалека голос Маленького Фила, затерянный среди вытянувшихся в линию высоток, этот голос бился веселым эхом в бетонном ущелье. Твилли бежал, выискивая проход между зданиями, но не было ни дорожки, ни проулка, ни просвета. Одна башня примыкала к другой, образуя невероятную нерушимую стену без конца и края, что тянулась по всему берегу.

Твилли все бежал и звал отца. Над ним носились чайки и крачки, а под босыми ногами шныряли перевозчики, веретенники и ржанки. Начался необычно быстрый прилив, и Твилли поднажал, взметая водяные фонтанчики. Он не разбирал слов отца, но по знакомому тону (фальшивая жизнерадостность и наигранное дружелюбие) догадался – это не обращение к заблудшему сыну, а окончание сделки с недвижимостью.

Пляж под ногами исчезал, и мальчик еще прибавил скорости. Холодная соленая вода – в такой не поплывешь – доходила уже до щиколоток, и Твилли отбросил коробку, чтобы работать руками и бежать быстрее. Закипали жгучие соленые слезы, берег расплывался перед глазами. Почему вода прибывает так быстро? думал во сне Твилли. Ведь ни бури, ни легкого ветерка. Море без ряби, плоское, как отполированное зеркало.

Вода доходила уже до колен, не побежишь. Мальчика сковал холод, будто в спину воткнули ледяную пику. Сквозь пелену в глазах он различал силуэты морских птиц, что, ныряя и взмывая, кружили над мутной пеной. Почему они просто не поднимутся и не улетят подальше от Залива? Но глупые создания из перьев и костей слепо бились в монолит зданий. Птицы с разлету врезались в окна, балконы, маркизы и раздвижные двери; скоро фасады многоэтажных громадин сверху донизу покрылись кровавыми кляксами. Отцовского голоса Твилли уже не слышал.

Твилли зажмурился, чтобы не видеть, как умирают птицы. Он остановился; ледяная вода поднялась по пояс, скоро она его прикончит. Почему на юге Флориды такая холодная вода? На широте двадцать шесть градусов! И тут пришел простой ответ. Вода такая холодная, потому что солнце ее не прогревает, чертовы небоскребы не пропускают ни единого луча, погружая Залив в вечную злую тень. Вот почему так холодно. Точно.

Твилли решил поплыть. Вода доходила до подмышек; яростно стараясь дышать ровно, Твилли странно попискивал, точно древесная лягушка. Ну уж нет, нетушки! Плыть – это он здорово придумал. Плыть на спине, пусть прилив поднимет его до какого-нибудь дома, и он выберется из этого ледяного супа. Он будет лезть и лезть, высоко, пока не обсохнет, будет карабкаться, словно хитрый лягушонок. Вода-то когда-нибудь спадет, ведь так?

Во сне Твилли открыл воспаленные глаза и поплыл, со всхлипом хватая воздух. Он подплыл к дому высотой этажей в тысячу и ухватился за балконные перила. Повис, надеясь набраться сил. Вокруг в пене качались тела птиц, темная масса с расколотыми клювами, скрюченными желтыми когтями и растрепанными окровавленными перьями…

Мальчик старался подтянуться и вылезти из ледяной воды на сухой балкон, но сумел лишь достать подбородком до перил. На балконе в мокрых мешковатых шортах стоял его отец, Маленький Фил. Он протягивал сложенные ковшиком руки, где сидели сотни крохотных полосатых жаб с выпученными глазами и раздувшимися мордами. Они так немилосердно верещали, что закладывало уши.

Твилли закричал, закрыл глаза, выпустил перила и упал спиной в поток. Течение закружило его, как бревно-топляк. Что-то мягкое коснулось его щеки, и Твилли отмахнулся, решив, что это мертвая птица.

Но нет, то была рука Дези. Твилли открыл глаза. Как странно: тепло, Дези его обнимает, слышно, как бьется ее сердце.

– Все хорошо, – сказала Дези.

– Да. – Твилли почувствовал на лбу легкий поцелуй.

– Ты дрожишь.

– Значит, вот что такое сны.

– Я принесу тебе еще одеяло.

– Нет, не уходи.

– Хорошо.

– Не хочу, чтобы ты уходила.

– Ладно.

– Никогда.

– !..

– Подумай об этом. Пожалуйста.

Дом был темен и тих. Сигнализация не включена. Палмер Стоут вошел, окликнул Дези и нашарил выключатель. Заглянул в спальню, в гостевые комнаты, на веранду, обошел весь дом. Жены не было, и Стоут разозлился. Ему не терпелось рассказать о последней выходке похитителя и показать собачью лапу в коробке из-под кубинских сигар. Хотелось заставить Дези вспомнить все до мельчайших подробностей об этом ненормальном, который украл Магарыча. И пусть бы рассказала все садисту – дикобразу-наемнику Роберта Клэпли, который выследит похитителя. И прикончит.

– Я хочу, чтобы он сдох!

Палмер Стоут взглянул на себя в зеркало ванной. Ну и видок! Глаза ввалились, лицо выпачкано, спутанные пряди мокрых от пота волос. В ярком свете ванной был заметен и след на подбородке от косметической операции.

– Хочу, чтобы он сдох! – вслух повторил Стоут, чтобы услышать, как жестоко это звучит. Он в самом деле желал, чтобы этого человека убили… грохнули, кокнули, убрали, замочили – как это называется у парней типа мистера Гэша? Говнюк-молокосос заслуживает смерти, потому что влез в сделку ценой двадцать восемь миллионов долларов, которую так искусно сдирижировал Стоут, похитил добродушного Магарыча и использует его для вымогательства, да еще испоганил отношения Палмера с женой. Стоут точно не знал, в чем дело, но с тех пор, как Дези пообщалась с похитителем, она ведет себя странно. Вот вам: половина одиннадцатого, а ее нет дома. Миссис Палмер Стоут нет дома!

Он прошел в кабинет и сел на свой трон среди чучел рыб и зверей со стеклянными глазами. Набрал по телефону особняк губернатора и потребовал, чтобы его соединили с Диком Артемусом. Лакей по имени Шон (прекрасно! обычная шестерка!) сообщил, что губернатор лег пораньше, и его нельзя беспокоить. Сие означало, что Дик Артемус где-то дерет Лизу Джун Питерсон или еще кого из своих помощниц с тремя именами, участниц женских клубов. Взглянув на сигарную коробку, Стоут решил, что посылка с лапой заслуживает личной беседы с губернатором Флориды. Дик Артемус просто обязан знать, что похититель не угомонился. Нужно напомнить губернатору о необходимости скорейшего запрета строительства моста и передачи информации в газеты, чтобы прочел ворюга.

Но юный усердный Шон стоял на страже покоя патрона и не стал соединять с прелюбодействующим экс-торговцем «тойотами».

– Как твое полное имя, сынок? – прогремел в трубку Палмер Стоут.

– Шон Дэвид Галлахер.

– И тебе нравится служить в особняке губернатора, так? Гляди, одно мое слово, и ты снова окажешься в сраной пиццерии, где будешь раздавать салаты. Усек, парнишка?