– И ты с этим согласна, Хельга? – Ракели нравилась эта милая, немного анемичная, хорошо воспитанная девушка, к тому же она быстро ориентировалась.

– Мне нравится название «Отелло». И возможно, нет никакой глубинной причины. Возможно, все так, как говорит сам Отелло: виновата полная луна, она сводит людей с ума.

– «No reason, – произнес Харри торжественным голосом с безупречным английским произношением. – I just like doing things like that»[16].

– Впечатляет, Харри, – сказала Ракель. – Ты цитируешь Шекспира?

– Это Уолтер Хилл, – ответил Харри. – «Воины», тысяча девятьсот семьдесят девятый год.

– Ага, – засмеялся Олег. – Лучший фильм про банды ever[17].

Ракель и Хельга тоже рассмеялись. Харри поднял стакан с водой и посмотрел через стол на Ракель. Он улыбнулся. Смех за семейным ужином. А она подумала, что вот в эту минуту он здесь, с ними. Она попыталась удержать его взгляд, удержать его. Но незаметно, как незаметно море меняет цвет с зеленого на синий, это случилось. Его взгляд снова устремился вглубь. И она знала, что еще до того, как стихнет смех, он опять уплывет туда, во мрак, прочь от них.

Трульс поднимался по ступенькам в темноте, пригнувшись, с пистолетом в руках, позади крупного полицейского в форме, с фонариком. Тишину нарушал только звук, похожий на тиканье часов, раздававшийся где-то наверху. Луч света в форме кегли, казалось, сгущал темноту впереди них, делал ее более плотной и тяжелой, как снег, который Трульс с Микаэлем в юности сбрасывали с крыш у пенсионеров в Манглеруде. Потом они выхватывали стошки из их дрожащих костлявых пальцев и говорили, что вернутся со сдачей. Если старики этого ждали, то прождали до сих пор.

Под ногами хрустнуло.

Трульс схватился за куртку полицейского, тот остановился и посветил вниз. Засверкали осколки стекла, и среди них Трульс заметил нечеткие отпечатки ботинка на том, что, по его убеждению, являлось кровью. Каблук и передняя часть подошвы были явственно разделены, но ему показалось, что след слишком велик для женщины. Следы вели вниз, и он подумал, что заметил бы их, если бы внизу они тоже были. Тиканье стало громче.

Трульс подал полицейскому знак продолжать подъем. Он следил за лестницей и видел, что кровавые следы стали более четкими. Трульс посмотрел наверх, остановился и поднял пистолет. Он позволил полицейскому продолжить подъем. И тут что-то увидел. Что-то попало в луч света. Попало и сверкнуло. Что-то красное. Они слышали не тиканье, а звуки падения на пол капель крови.

– Посвети наверх, – велел он.

Полицейский остановился, обернулся и, казалось, на мгновение растерялся оттого, что коллега, который должен был находиться прямо у него за спиной, на самом деле стоял ниже и осматривал потолок. Но он сделал, как велел Трульс.

– Святой Иеремия, – прошептал он.

– Аминь, – сказал Трульс.

На стене над ними висела женщина.

Ее клетчатая рубашка задралась так, что были видны белые трусики. Из большой раны на бедре на уровне головы полицейского капала кровь. Она стекала по ноге в туфлю. Туфля наверняка была переполнена, потому что кровь вытекала из нее, собиралась в капли на носике и оттуда падала в красную лужу на лестничной площадке. Руки были подняты над склоненной вперед головой, запястья сцеплены странными наручниками, пропущенными через стальной держатель светильника. Тот, кто поднял ее туда, обладал большой силой. Волосы закрывали лицо и шею, поэтому Трульс не мог разглядеть, есть ли у нее следы от укусов, но количество крови в луже на полу и медленный темп падания капель сказали ему, что она в любом случае уже пуста, суха.

Трульс осмотрел ее, запоминая каждую деталь. Она была похожа на картину. Он хотел использовать это описание в разговоре с Моной До. «Как картина, висящая на стене».

На лестничной площадке прямо над ними приоткрылась дверь, и показалось бледное лицо.

– Он ушел?

– Кажется, да. Амундсен?

– Да.

Свет ворвался на лестницу, когда открылась дверь на другой стороне площадки. Они услышали испуганный вздох.

Пожилой мужчина, шаркая, вышел из квартиры, а испуганная женщина, скорее всего его жена, осталась стоять на пороге.

– Сам дьявол приходил к нам, – сказал мужчина. – Посмотрите, что он сотворил.

– Не подходите ближе, будьте так добры, – попросил Трульс. – Это место совершения убийства. Кто-нибудь знает, куда подевался преступник?

– Если бы мы знали, что он ушел, мы бы вышли посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать, – сказал старик. – Но в окно гостиной мы видели мужчину. Он вышел из нашего дома и направился к станции метро. Мы не знаем, он ли это, потому что он шел очень спокойно.

– Как давно это было?

– Максимум четверть часа назад.

– Как он выглядел?

Мужчина повернулся к жене в поисках помощи:

– Расскажи.

– Выглядел обычно, – произнесла она.

– Да, – согласился мужчина. – Ни высокий, ни низкий. Ни светлые, ни темные волосы. Костюм.

– Серый, – добавила жена.

Трульс кивнул полицейскому, который понял намек и начал разговор по рации, прикрепленной к нагрудному карману:

– Просим помощи на Ховсетервейен, сорок четыре. Подозреваемого видели пятнадцать минут назад, он шел пешком в направлении станции метро. Рост около ста семидесяти пяти, возможно, этнический норвежец, серый костюм.

Госпожа Амундсен вышла из дверей. Она ходила еще хуже своего мужа, шаркая тапками по полу, и ее дрожащий палец указывал на женщину на стене. Она напомнила Трульсу тех пенсионеров, у которых они сбрасывали снег с крыш. Он повысил голос:

– Вы не должны подходить ближе, я сказал!

– Но… – начала женщина.

– Идите домой! Место убийства нельзя засорять до того, как здесь поработают криминалисты. Мы позвоним, если у нас возникнут вопросы.

– Но… но она не мертва.

Трульс обернулся. В свете, падавшем из открытой двери, он увидел, что правая нога женщины легко подрагивает, как в судороге. И ему в голову сразу же пришла одна мысль. Женщина заражена. Она стала вампиром. И теперь она просыпается.

Штанга опустилась на подставку над узкой скамейкой, и раздался грохот от соприкосновения двух металлических поверхностей. Для некоторых просто шум, а Моне До этот звук казался таким же прекрасным, как перезвон колоколов. К тому же в спортклубе «Гейн» она никого не беспокоила. Клуб начал работать круглосуточно полгода назад, возможно вдохновляясь примером спортклубов Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, но Моне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то занимался здесь после полуночи. Дело в том, что норвежцы работают не настолько долго, чтобы не выкроить время на тренировку в дневное время. Она была исключением. Она хотела быть исключением. Мутантом. Все как в эволюции: именно исключения двигают мир вперед. Совершенствуют его.