Лев Иванович посмотрел на Савельева, и тот тут же на понятном Сазану языке объяснил, что не ему судить о том, что происходит в полиции.

Уголовник замер от неожиданности и восхищения, потом сказал:

– Уважаю! – Он перевел недоуменный взгляд со Степана на Гурова и обратно и спросил у Савельева: – Ты вообще какой масти будешь? Ботаешь по фене знатно, а сидишь с той стороны.

– Так, фраерок приблатненный. – Савельев усмехнулся.

– Хорош фуфло гнать! – Сазан поморщился. – Фраер так базарить не может. Ты не ссученный ли, часом? А ну, обозначься!

– Я не вор, Сазан. Просто друг у меня был, от него и научился, – объяснил парень.

– Кто такой? Может, знаю? Чтобы так говорить, зону хорошо надо было потоптать.

– Он давно умер, – ответил Савельев.

– И все-таки! – настаивал уголовник.

Кажется, Степан уже и сам не радовался тому, что так блеснул своими знаниями, но надо было ответить. Все-таки от Сазана сейчас многое зависело.

– Шурган, – сказал он.

– Васька? – воскликнул уголовник. – Он же при мне умер. Так ты Степка, что ли? – Парень кивнул. – Чудны дела твои, Господи! Васькин воспитанник лягавым стал!

– Я не мент. – Савельев покачал головой. – К тому же дядя Вася мне сам запретил куда-нибудь соваться, сказал, что с такой особой приметой, как у меня, ни один блатной долго на свободе не задержится.

– Ну-ка! – Сазан подался через стол, а Степан – ему навстречу. – Точно! Васька говорил, что у тебя глаза разного цвета. Ради его памяти помогу тебе всем, чем только смогу. Не буду врать, что мы с ним кореша были, но я Ваську крепко уважал. Ты-то его хоть вспоминаешь?

– Не забываю, Сазан. Он же мне тогда отца заменил, – серьезно ответил Савельев.

– Это хорошо. Говори, что от меня требуется.

– Нам надо, чтобы Паршин был с нами предельно откровенен, потому что вопросы мы ему задавать будем очень непростые, – объяснил Лев Иванович.

– Будет! – твердо пообещал смотрящий. – Я с ним уже говорил, да и сейчас в коридоре постою. Пусть он меня видит, когда сюда пойдет. В случае чего позовите, я ему разъясню, что врать вредно для здоровья. – Сазан вышел.

Через некоторое время конвойный ввел в комнату Паршина, который был совершенно спокоен. Лев Иванович видел только его фотографии и сейчас не мог не отметить, что тот был интересным мужчиной. Паршин представился как положено, сел на предложенный ему стул и вопросительно уставился на визитеров.

Гуров тоже назвался и показал удостоверение, которое не произвело на Паршина никакого впечатления. Все правильно. Предупрежден, значит, вооружен. Степан же просто сидел рядом с полковником.

Молчание затягивалось, и первым не выдержал Паршин.

– Что-то я очень популярен стал. Вчера меня один полковник полиции допрашивал, сегодня – другой, а мне и сказать-то нечего. Все, что я знал, в деле отражено.

– Да мы так, заехали тебе привет передать. От Димы Матвеева, – небрежно сказал Гуров.

– Спасибо, конечно. Как он там? – невозмутимо поинтересовался Паршин.

– Жив-здоров, – сказал Лев Иванович, повернулся к Степану и попросил: – Набери их.

Савельев тут же позвонил охраннику на даче и велел:

– Позови Диму, а телефон на громкую связь поставь. – Он положил свой мобильник на стол.

Через несколько минут раздался заспанный голос Матвеева:

– Что-то случилось?

– Извини, что вас разбудил, но вот сейчас напротив меня Паршин сидит, – объяснил Гуров. – Ты ему ничего сказать не хочешь?

– Паршин?! – раздался голос Нади, звеневший от ненависти и полный ярости. – Ты, сволочь, молись, чтобы на зоне помереть! Если ты только выйдешь, я тебя своими руками на клочки порву! Я тебе, падла, за Митеньку горло перегрызу! Сердце вырву!

Видимо, охранник оттащил ее. Голос Нади стал намного тише, но она продолжала бушевать.

А вот Дима подавленно сказал:

– Леонид Сергеевич, как же вам не стыдно? За что вы со мной так? Я же вам никогда ничего плохого не сделал!

– Ну, Паршин, скажи ему что-нибудь, – потребовал Гуров. – Попытайся хоть как-то объяснить, почему парня на смерть обрек. Найди хоть какое-нибудь оправдание! Придумай, что могло толкнуть тебя на то, чтобы послать на верную смерть чистого, доброго, наивного человека, который тебя пожалел. Всем от тебя что-то надо было, а ему – ничего. Он тебя просто пожалел. Ты даже не сволочь. Тебе вообще нет названия!

Паршин сидел с закрытыми глазами и каменным лицом.

Степан понял, что дальнейший разговор не предназначен для ушей Димы и Нади, взял телефон и негромко сказал:

– Спите дальше. – Он выключил аппарат.

Гуров немного успокоился и сказал:

– Рано ты обрадовался, Паршин. Твой подельник Ахмет, он же Константин Викторович Курышев, убил не Диму, а совершенно другого человека, который был в его одежде. Вы свой план хорошо разработали, все предусмотрели, да промашка вышла. Ты знал, что у Димы компьютер есть, а вот то, что его квартиру обворовали и эту штуковину унесли – нет. Тот, что у него сейчас дома стоит, ему сосед отдал, но жесткий диск себе оставил. У Димы все руки не доходили им заняться. Курышев туда ходил, чтобы жесткий диск достать, и пальчики свои на корпусе оставил. Его опознали и возле места преступления, и в доме Димы. Теперь он за все ответит. Так что не видать тебе денег Генриха Альтмонда. Если он и умрет, то их получит его законный наследник! А спасла Диму от тебя женщина, которая его искренне любит. Это она все устроила, чтобы он из дома уйти смог. Ее знакомый был в одежде Димы, а Курышев его застрелил. Да! Вот такого, с твоей точки зрения, никчемного лоха любит. Да так, что смотреть завидно! Она уже беременная и ребенка ему родит, заботиться о нем будет и никому в обиду не даст. Жить они теперь будут в Германии долго и счастливо! А ты? Кто тебя любит? Кто о тебе позаботится, в случае опасности от смерти спасет? Кто тебе ребенка родит? – Гуров давил, дожидался, когда можно будет бросить на стол второго туза, и этот момент, как ему показалось, настал. – Так кто же? Твоя Наталья? Ты думал, что ей нужен?

Степан догадался, к чему клонил Лев Иванович, и тут же протянул ему конверт. Гуров достал оттуда официальной бланк с гербом и печатью, бросил его на стол.

– На! Полюбуйся, как ты ей нужен. Она два месяца назад в Париже замуж вышла. Ты смотри, читай!

– Зря старались, – бесцветным голосом сказал Паршин. – Я это и так знаю.

Это был удар! Такого они не ожидали. Но Гуров не был бы самим собой, если бы растерялся.

Он тут же спросил уже немного спокойнее, но все еще отдающим металлом голосом:

– Откуда? Кто тебе сообщил? Они ведь это в тайне держат.

– Она сама сказала, – по-прежнему безразлично ответил Паршин. – Я ей позвонил, спросил, когда приедет, а она ответила, что замуж вышла, новую игрушку себе нашла. Я ей больше не нужен, так что звонить не надо. Я потому и с наследством этим связался, что подумал: уеду подальше, начну новую жизнь и забуду про нее. Не вышло. – Он говорил все это, уставившись в стол, мертвым, тусклым голосом.