— Хорошо, мсье. Я дам вам любые рекомендательные письма и всегда буду к вашим услугам. Вы замечательный сотрудник и хороший человек.

— Спасибо. Разрешите идти?

— Не забудьте передать привет коту Паскалю. Кстати, он серый или черный?

— Серый, мадам. Такой же серый и самонадеянный, как я, — печально улыбнулся мсье Мишель. — Не держите на меня зла.

— Бог с вами!

На этой доброй ноте они и расстались.

«Настоящий мужчина, — подумала Мария Александровна, оставшись в кабинете одна, — гордый и держится молодцом. Кто знает, может, Нюсе было бы с ним хорошо…»

Под утро ей приснилась большая собака, белая с черными пятнами и лучистыми карими глазами, кажется сенбернар, она не разбиралась в собачьих породах, но почему-то решила во сне, что именно сенбернар. Собака встала на задние лапы, а могучие передние положила на плечи Марии.

— Да что же ты навалился на меня, шалун? — смеясь во сне, вскрикнула Мария и пробудилась от собственного голоса. А пробудившись, сразу же осмотрела свои плечи — не остались ли там синяки от огромных собачьих лап? Оказывается, остались, на левом плече явный, а на правом едва различимый, да еще и сладко побаливало в тех местах.

Никакого сенбернара, конечно, и в помине не было. Сквозь дорогие брюссельские занавеси на высоком чистом окне падали кружевные тени и узорный солнечный свет: на кровать, на пол, на Фунтика, приводящего себя в порядок у порога спальни.

— Фуня, что же ты чужих собак в дом пускаешь? — нарочито строго спросила пса Мария.

Фунтик посмотрел на нее внимательно, моргнул сразу обоими глазами, дескать, «шутку понял», и продолжил свой утренний туалет.

— Куда это ты нализываешься? — ласково спросила его Мария. — Ты считаешь, мы куда-то пойдем и надо выглядеть прилично?

Фунтик понятливо помахал хвостом с белой кисточкой на конце.

Не один мсье Мишель беседовал со своим котом Паскалем, и у Марии каждое утро начиналось разговором с Фунтиком.

Стоя под теплым душем, Мария думала о своем секретаре: «Может, зря отказали человеку? Хотя это не мое, а Нюсино дело и ее добрая воля. Но он тоже зашел уж совсем по старинке: с бухты-барахты — и сразу свататься. Поговорил бы заранее с Нюсей, поухаживал. Много понимают о себе мужчины, каждый мнит себя подарком, отсюда и у мсье Мишеля этот кавалерийский наскок. А женщина должна привыкнуть, обдумать, взвесить все „за“ и „против“. Тем более немолодая женщина должна смотреть далеко. Замуж — не напасть, замужем бы не пропасть… Найдет себе жену мсье Мишель, мужчин война повыбивала как следует, а одиноких женщин пруд пруди. Я прямо обалдела, когда показалось, что это он мне делает предложение…»

Вытираясь перед огромным зеркалом во всю стену, Мария очистила уголком махрового полотенца краешек запотевшего зеркала, еще раз внимательно присмотрелась к синяку на левом плече, ни с того ни с сего бездумно и радостно засмеялась, сняла повязку с головы, которую надевала, чтобы не намочить волосы — голова у нее была чистая, вчера мыла. Мария не относилась к тем женщинам, что обожают любоваться своей обнаженной фигурой. Николь, например, обожала — отсюда во всех ее ванных комнатах такие огромные зеркала. А сегодня, как никогда, оттирая полотенцем все больший и больший кусок зеркала, Мария внимательно присмотрелась к своей фигуре в разных ракурсах. За последнее время она чуть-чуть пополнела, округлилась и приобрела формы вполне роскошной зрелой дамы. «Пока еще не толстуха, — подумала о себе Мария, — и даст Бог, не буду». Никакой физкультурой или прочими оздоровительными занятиями она никогда не занималась. Чего-чего, а движения всегда хватало в ее жизни сверх головы. И вообще Мария не могла понять, как можно бежать из пункта А в пункт Б только ради самой пробежки! Это всегда казалось ей несусветной чушью, бессмысленностью, а любая бессмысленность порождает дисгармонию, которая не может быть полезна для здоровья. Полезна только гармония, а все остальное — от лукавого.

— Какая ты у меня красотуля! — встретила Марию за завтраком тетя Нюся. — Хучь бы мужик порядочный подвернувся.

— Вчера тебе подворачивался, — насмешливо отвечала Мария, — и порядочный, и на ходу, и голова при нем, и дом, и дети выросли. Отшила?

— Ну и отшила. На кой он мне! Если б в твои годы…

— Какие твои годы, Нюся? Срам! Мы, считай, почти ровесницы — тебе пятьдесят семь, мне сорок три. У нас с тобой всего четырнадцать лет разницы. Как у меня с моей младшей сестренкой Сашенькой. Сейчас ей двадцать девять — взрослая женщина. Так что мы и с тобой и с ней, считай, бились, бились — поравнялись. Вот так она, жизнь, летит и смазывает всех в одну кучу, меняет все представления, в том числе и о возрасте. Слушай, Нюсь, а собаки к чему снятся?

— А тебе приснилась?

— Приснилась.

— Кобель?

— Вроде.

— Друг объявится.

— Откуда ему взяться? Разве доктор Франсуа?

— Ни, не дохтур, а натуральный мужчинка для тебя интересный.

— У меня даже следы остались на плечах от его лап. Как это может быть, Нюся?

— Мнительна ты, вот и остались.

— Ничего я не мнительная. Оттого, что мне сон приснился, не могли же остаться следы на плечах? Вот, посмотри, — и Мария спустила платье с левого плеча.

— Тю! Синячок, як хто поцуловав крепенько, — удивленно сказала тетя Нюся. — Ты или стукнулась, где — не помнишь, или сон в голове прокрутила так, шо на плечах аж отметинки. Мнительна ты, Маруся, пий чай. Тоби со сливками?

— Со сливками. А дурочку из меня не делай. Нигде я не стукалась, я бы вспомнила.

Фунтик терпеливо сидел у порога. Тетя Нюся давно его выгуляла и накормила. А на пороге он сидел просто так, без особых надежд, ему нравилось быть в компании, хоть и сбоку припека.

— С утра дожжина собирався, може, кое-где по Парижу и покапав, а счас нибо расчистилось. Гарный денек. Светлый.

— Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора,

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера, —

продекламировала Мария.

— Шо?

— Поэт так написал, Федор Тютчев.

— Правильно написав: хрустальны, — подтвердила тетя Нюся. — Пошла бы куда-нибудь прогуляться!

— Точно. Схожу на Монмартр, но без Фунтика.

— Хорошо, мы сами, а Хвунт?

Фунтик приветливо вильнул хвостом и преданно посмотрел на тетю Нюсю — он понял, что остается в ее распоряжении.

Мария давно знала, что Фунтик понимает несколько десятков русских слов, десятка два украинских, десяток французских, то есть он безусловный собачий полиглот. Сам доктор Франсуа подтверждал компетентность Фунтика, а он ведь был настоящий ученый-лингвист. Больше всех пес, конечно же, любил Марию Александровну, на втором месте у него был доктор Франсуа, которого он хорошо помнил еще по Тунису, а на третьем — тетя Нюся. Все остальные были вне пьедестала почета, и отношение к ним зависело от сиюминутных привходящих обстоятельств. Например, к молоденькой консьержке он относился с симпатией, а к ее мужу, от которого частенько попахивало вином, с отвращением и всегда брезгливо чихал при виде этого рослого мужчины, одновременно исполнявшего в доме обязанности электрика, сантехника, водопроводчика и истопника.