Андрей Денисов мужественно воспринял это известие, хотя и весьма опечалился. Больше всего он жалел не о своей жизни, а о тех полезных для киновии делах, которые собирался сделать. Всего же в «прекрасной пустыне» он прожил тридцать девять лет. «Все житие свое, – пишет в „Истории Выговской пустыни“ Иван Филиппов, – в сей пустыни препроводи, в добродетелех богоугодно, изучися божественнаго писания, прошед философское и риторское учение: и велий сказатель бысть словес Божиих без книги из уст свободным уча гласом всегда братию: и толь сладостно бе учение его, яко вси послушающе прилежно внимаху. На праздники же по совершении всенощных пений, простираше праздничная златоструйная словеса учения, яже хитро риторски преизобильно украшаше и всебогатно светлыми словесы, и дивными обогащаше, хитросплетенно праздники украшая, и торжественников всех возводя к веселому ликовствованию: Божия бо благодать изо уст его исхождаше тако, яко все учение его достойно было бы писанию предати: егда же о праздницех краснословная и пресладкая сотворяше беседы: тогда на конец прилагаше, нравоучения преизрядная, Златоустнаго подражая учителя: яко же он егда беседы писаше, на апостольская деяния и послания Павлова, тогда по беседах нравоучения полагаше, сладкая и душеполезная. Тако и премудрый наш учитель Андрей, на конец праздничных бесед прилагаше, дивная и зело полезная нравоучения. Ими же всякий ум жестокий, всякую нечювственную и каменную душу к Богу возводя. Тем же и язык его пресладкий, чюдеснейшии орфеовы баснословимыя цевницы показася. Не бо горы и камение привлачаше к себе, но каменосердечныя человеки, от земли на небо славно влечаше: воспоминаше бо во нравоучениях своих, вся страсти человеческия, и учаше како подобает праздновати, и каковым быти христианом, и яко не именем именоватися точию достоит, но и житием украшатися добродетелным, от грехов и страстей удалятися, и от грехопадных мест отбегати, покаянием же себе очищати, и чисто и целомудрено жити, блуда бегати, скверн плотских удалятися: и тако учением своим всех слушающих в плачь приводя, и во умиление влагая, и на покаяние согрешающыя понуждая»[119].

После смерти Андрея Денисова многим благочестивым выговцам и даже простым местным жителям были видения, связанные с его загробной участью. Так, одной женщине с Верховской реки, собиравшейся принять старообрядческое крещение, но еще находившейся в сомнениях, в Крестопоклонную неделю (воскресенье) было видение, о котором она поведала выговскому стряпчему Ивану Филиппову, находившемуся тогда в Олонце: «Видит в видении в Выговской пустыни, край Выга реки, у братскаго монастыря, зрит на монастырь. И идут с монастыря из часовни велий полк светлых и чюдных мужей, оболчены в священническия и архиерейския светлыя чюдныя одежды в великой славе и с ними множество юношей прекрасных с пением сладким ангельским умилителным идуще пояху: а посреде несоша одр на главах под покровом честно, а над одром крест трисоставный, светит великою светлостию, аки на воздусе, идяше противу одра, и после того полка другий полк братских и суземских, и отец Даниил з братиею близ того полка идяше позади, и по преди крест же несоша, с пением умилительным плачевным, и позади их третий полк олонецких христиан: а с ними стряпчей вышеписанной идяше. Такожде и тии крест несоша, с пением же умилителным, и плачевным идяху. И изшедше вси из монастыря, в восточныя врата, идяху на восток. И вышед над реку Выг, первой большей полк идяше на воздух скоро в верх к востоку, аки на некую гору ставаше, и возшедше высоко и невидими быша, а братской полк отец Даниил с прочими братиями, и суземскими жительми осташася. Такожде и стряпчего олонецкой полк остася назади: и оная жена приступи ко олонецкому полку, к стряпчему и прочим хотяше примешатися, во един полк с ними. И глаголаша оные: недостойна ты нашему полку примеситися, понеже не имееши на себе святаго крещения: она же вельми о сем опечалися и оскорбися о том, что не даша ей примеситися, ко олонецкому полку и пробудися от скорби: и пришед на вышепомянутое подворье, сказавши сие свое видение со слезами, и слышав сие стряпчей, и прочии христиане, дивишася сему видению»[120]. Как оказалось впоследствии, именно в этот день умер Андрей Денисов.

Другой человек, впавший после смерти Андрея Денисова в сомнения относительно правильности древлеправославной веры, сподобился следующего видения. После продолжительной и усердной молитвы со слезами увидел он в тонком сне «ведома себе некиим в некую полату зело пресветлу: и пришед в ню обрете отца Андреа Дионисиевича, седяща на престоле, зело пресветла лицем: и на него взирающа и весело улыбающася, а кудры сияюще на главе тако, яко не ведяще к чему от земных вещей и применити: и жезл в руце имуща, и ничесо же ему вещающа. И тако возбнув от сна своего, пребыв день той единаче сумняся о своем размышлении, и о видении соннем, помышляя что убо будет се. В другую же нощь, паки виде себе ведома неким такоже в пресветлую полату: и тако же в ней обрете отца Петра Прокопьевича, на престоле седяща, и жезл в руце держаща: и пришед к нему, он же воззрев нань, и рече: уже ты [у мене] сумняешися о благочестии. Мы с Василием Великим, с Григорием Богословом, и Иоанном Златоустым, единако веруем. Аще много станешь сумнятися о сем, будеши отлучен от церкве. И тако возбнув от сна человек той, и прииде в монастырь, и поведа общежителным видение се: прося прощения и разрешения, глаголя, яко Петр Прокопьевич, мя отлучи ради сомнения моего еже о отце Андрее Дионисиевиче»[121].

Но наибольший интерес представляет собой видение девицы Вассы Угарковой – своего рода старообрядческий «путеводитель по тому свету». После преставления отца Петра Прокопьевича, которого она очень любила, Васса накладывает на себя шестинедельный пост и усиленно молится со слезами, прося Бога, чтобы Он открыл ей посмертную участь ее духовного отца.

«И моляся в нощи и печаловашеся о сем и стояв на правиле, аки в тонок сон засну. И видит некоего к ней, благообразна и светла мужа пришедша, и глаголюща к ней, смиренным и кротким гласом не устрашая ея: «О чем ты печалуеши и стужаюши, и молиши человеколюбие Божие. Пойдем со мною, аз ти желаемое покажу». И взяв ю приведе, яко вне мира, на красное великое поле, красоты его невозможно поведати, и на оном поле древеса растут, аки насаждены, и аки песок вскрай моря, вельми прекрасны: красоты того поля и тех древес невозможно человеческими устами глаголати, или сказати, и на оном поле, многи церкви и полаты построены, с чистаго и светлаго хрусталя, вельми прекрасны, красоты их невозможно поведати, яко мню рукою Божиею сотворены. И приведе ю во едину от полат, вельми прекрасну, и созади пришед во оную полату, оныи Петр Прокопиев, и с ним пришедше, лик ангел, и пророк, и святителей, и мученик, и преподобных множество, и братских несколько братии, в великой славе светом сияюще неизреченным. И пришед воззрев виде оную Вассу, ту в полате стоящу: оная Васса поклонися ему до земли. Он же воззрев на ню радостным и веселым возрением, и глаголя ей: «О благоревностная и боголюбивая дщи; помянет тя Господь Бог за твоя труды и подвиги, во царьствии своем небесном, что ты потрудилася мене ради, и желаеши мя видети: и о сем всегда скорбиши и болезнуеши, и молиши человеколюбие Божие, и просиши у Него. И ныне исполни прошение твое Господь, смотри мое смирение; и ныне насладися красоты сея, данной ми от Господа Бога Вседержителя; и ныне скажи ми како семо прииде, еще ли во плоти, или уже разрешися соуза телеснаго». Оная же Васса, глагола ему со смирением: «Честный отче, еще аз окаянная во плоти пришла, желая видети тя, киих ты от Бога приял воздаяний; и како прошел воздушная князи, и стязатели мытарства; поведай ми честный отче, мне недостойней». Оной же Петр, глагола ей светлым и радостным гласом: «Без пакости пройдохом, и без задержания, ангельским и новых страдальцев, и мученик, и исповедник. Протопопа Аввакума, и священноиерея Лазаря, и диакона Феодора, и инока Епифания и их провождением. Что я в животе своем в пустыни живучи, по вся дни их поминал, панихидами и канонами, и молением и всегда их призывал в молитвах себе на помощь. И их провождением безнапастно и безпакостно пройдох. Токмо с единаго мытарьства, един черный велий эфиоп, хотяше мя задержати, и глаголаше: «Что ты дерзал на Лексе. И за ту твою дерзость, достоит тя зде