Странный хутор, очень странный. Что такое местные хутора? Это всегда рядом большое поле, которое кормит всю семью, огороды огромные, семьи большие. Этакая мини-деревня из родственников, потому что рядом с родителями всегда живут и взрослые дети со своими семьями. А тут тишина. Нет, поле есть, и огороды есть, а людей мало и только взрослые, детей нет. Где дети? Куда они все подевались? Вывезли к родственникам? Зачем? Сейчас же лето, самое раздолье и самая страда. Очень много строений в смысле хозяйственных построек и домашних животных. Да неужели все хозяева в том овраге? А те девчонки – местные дети?

Вашу ж маму! Даже я такого не ожидал. Многое в жизни видел, читал, смотрел фильмы, но увидеть своими глазами семью из двадцати девяти человек в одной яме… Так, ветками только забросали, самым маленьким детишкам годика по три. Убиты не огнестрелом. Не все, по крайней мере, большинство штыками и прикладами. Давно уже, недели три точно прошло, а как бы не больше, по такой жаре быстро все разлагается. Вот девчонки в той яме свеженькие, в смысле, дня три, наверное, как убиты.

Развлекались все это время и позже добили? Они вообще понимают, что творят? Нормально так прибарахлились. Свалили хозяев в одну яму и въехали в новый дом. Приобрели фазенду в лесу. Постоянно живут четверо. Старик с бабкой и парень с девахой, то ли работники, то ли дальние родственники, и приезжают к ним четверо на грузовике, на нашей полуторке, это «Серж» определил, для меня что полуторка, что не полуторка. Все три раза приезжали груженые. Полуторка в последний раз еле ползла. Сгружают валом в один из сараев, а обитатели потом растаскивают. Работают как пчелки или муравьи, слаженно, с огоньком. Сидим уже второй день. Пора сваливать, ничего нового мы здесь больше не увидим.

10 августа 1941 года

Возвращаемся на базу. От хутора «Сержа» я еле оттащил. На рассвете он нашел еще одну яму. Человек сорок. Навалены беспорядочной кучей, поэтому сложно точно подсчитать. Давно лежат, воняет так, что глаза слезятся уже метров с семи. Красноармейцы, два летчика, милиционеры и танкисты. Все полураздеты и босые. Прямо упыри-многостаночники какие-то. Развлекаются по полной программе, но эти хоть людей по лесу не развешивают. Расстреливали их всех здесь – на краю ямы гильзы от «Наганов» и «Мосинок».

Едем днем. На дорогах пусто, встречаются люди, работающие в поле. В одной деревеньке остановились у колодца, так нам почти сразу молока притащили и с поклоном вручили. Мужик местный подсуетился. Холодненькое! Аж зубы ломит, а мужику эти зубы явно жмут. «Серж» еле сдерживается, но приходится улыбаться и похлопывать мужика по плечику. Прощаемся. Ох, заеду я попозже осенью в эту деревню на обкатку молодняка, просто так ты у меня не сдохнешь. Пока мужик бегал в дом, я устроил словесную выволочку «Сержу».

– «Серж»! Тормоз паровозный! Запалишь нас, нам будет здесь не проехать со своим караваном, а дорога такая удобная, етить твою налево. Подожди тройку недель. Будем молодняк ножевому бою учить, заедем, поквитаемся. Улыбайся и заряди его пожрать принести. – Так что когда мужик притащил нам семь красноармейских книжек, «Серж» лыбился так, что гланды были видны, а я отстегнул мужику денег, и нам вытащили еще и поесть, а то мы даже оголодали слегка, по лесам погулявши. Никого же не трогаем. Пацифисты гребучие. Похоже, вылавливание окруженцев в этом районе – это национальный спорт с элементами садизма. Неудивительно, что у нас после войны столько пропавших без вести. Вон эти пропавшие без вести по лесам валяются, и хорошо, если целыми кусками.

Забрав провиант, отъехали от деревни километра четыре и встали на короткий отдых. Лесная опушка встретила нас запахами грибов и начинающейся осени, но я не замечал этого. Здесь на небольшой прогалине в лесу я собирался поваляться остаток дня и хоть немного привести мысли в порядок. Дорога была совсем рядом, и даже слышно было, как по этой неширокой дороге проезжают крестьянские телеги. Не часто. За два часа, что мы просидели на этой небольшой полянке, только три раза. Я вообще не смотрел на дорогу, завалившись на траву в тень разлапистой березы, а «Серж» лениво наблюдал за окрестностями и периодически отходил от меня к кустам у дороги, но надолго его не хватило.

– Не могу, Командир. – Надо сказать, Серж первым стал называть меня Командиром. С поездки в Краславу, а потом подхватили и остальные, даже Виталик. – Душа не на месте. Пока не вернусь, не успокоюсь. Давай сходим в деревню? Ну хотя бы в тот дом. Ты же умеешь. Давай вернемся? – Я с любопытством снизу вверх посмотрел на напарника. Это был второй случай, когда этот опытный боевик проявил эмоции. Первый раз был в Краславе. Я в принципе не был против. Когда еще осень наступит? Занесет ли нас еще в эту сторону? Будет ли у меня возможность вернуться в деревню, как я сгоряча пообещал «Сержу»?

Война – штука непредсказуемая, а пар «Сержу» спустить надо сейчас, иначе крышку у чайника снесет. Да и у меня, честно говоря, тоже. Я так и не отошел от Сарьи. Внешне это не сильно заметно, а вот внутри меня не только перевернуло, а всего перекрутило. Все, что я увидел в этой поездке, только добавило мне – нет, не ярости. Совсем нет. Осознание того, что враги не только немецкие солдаты и офицеры, но и вот такие простые латвийские крестьяне, сейчас просто ударило меня.

У меня нет другого выхода. Если, попав сюда, я думал о том, как мне побыстрее отсюда смыться, а для меня это было сильно большой проблемой. Двигаясь все дальше на запад, я легко прошел бы и Польшу, и Чехословакию, и Австрию, и Италию. Впрочем, маршрут я выбрал бы южнее. Через Болгарию и Турцию. Но именно сейчас я понял, что никуда не пойду и буду делать то, что надо, то, что я умею делать лучше всего, и то, что на сегодняшний момент правильно. Иначе не имело смысл освобождать пленных, спасать людей в Сарье, уничтожать пост и мотаться по местным окрестностям, зверея от увиденного. Уйти отсюда можно и позже. В сорок четвертом сюда Красная Армия доберется? Вот летом сорок третьего отсюда можно будет сваливать, по пути вырезая всех, до кого дотянемся. Денег у нас теперь хватит, да и немцы за это время местного бабла на прокорм подкинут.

Положа руку на коленку, я двигался в Латвию еще с одной целью. Расстрельные команды, начальники полиции и гестапо, всевозможное административно-хозяйственное руководство оккупационных организаций Германии сейчас собирают и отбирают ценности у населения, а за границей надо на что-то жить. Не банки же мне там грабить. В дальнейшем мне надо только прикинуть маршрут ухода и попутчиков набрать. Оставаться в коммунистическом рае я одно-значно не собираюсь. Жить надо на берегу моря, а еще лучше на берегу океана, а в Советском Союзе только Северный Ледовитый Океан. Пусть оставят его себе, я на берегу такого океана долго не проживу.

– Хорошо. Уговорил, черт языкастый, но сидим у дороги и смотрим. Надо подождать транспорт со стороны деревни и взять пленного. Все равно кого. Хоть мальчишку. Просто так в деревню же не полезем, – сказал я «Сержу», думая о своем, о девичьем. Сходить-то сходим, но все равно ближе к ночи. – Только вернуться надо к самой деревне. Там, когда проезжали, есть съезд в поле, и дорожка идет вдоль края леса. Оттуда вся деревня будет видна. Понаблюдаем и решим, куда бежать, кого мочить.