Просовывая руки в рукава своего роскошного пальто, профессор вдруг замер, будто только что, сию секунду, его озарило:

– Знаете, был в Москве один специалист, психолог. Настоящие чудеса творил. Я поначалу в рассказы о его уникальных методиках не верил. Специально под видом вольного слушателя как-то на его лекцию ходил. Сидел среди студентов и слушал, – профессор смущенно хмыкнул, – открыв рот. Во время лекции он вызывал добровольцев и, погружая их в транс, заставлял вспоминать – до мелочей – события десятилетней давности. Но вот только не знаю, в России ли он сейчас. Лет семь или восемь назад ушел из науки, преподавание оставил, в какую-то бизнес-структуру устроился. Кажется, в агентство недвижимости: учит риэлтеров, как правильнее, можно сказать, по-научному, объегоривать клиентов… Вот так, стало быть, – застегивая пальто, завершил разговор профессор. – Не могли бы вы, Геннадий, попросить милиционера, с которым девушку спасали, пробить координаты того психолога? Гольдберг его фамилия. Михаил Иосифович Гольдберг.

Свой план Ненашев продумал до мелочей, но совсем без риска обойтись не удалось. Риск состоял в привлечении еще одного человека: нужно же кому-то контачить с операми и следователем, который будет вести дегтярев­ское дело, с судьей, адвокатами наконец! Он долго перебирал кандидатуры и остановился на начальнике юротдела. Главным аргументом стала патологическая страсть главного юриста «Атланта» к деньгам, а также безоглядная преданность тому, кто допустил Александра Васильевича к корытцу с «капустой». Ненашев не обольщался: забрезжи где-нибудь на горизонте кормушка с более обильным содержимым, Чухаев рванет к ней, пуская слюни. Но не такой уж начальник юротдела специалист, чтобы кому-то пришла в голову мысль его перекупить; втихаря же предлагать свои услуги более щедрым работодателям Василич не решится из страха – не обретя большего, потерять то, что есть. Сделав Чухаева соуча­стником, Ненашев получал гарантию, что во время следствия и суда над Дегтяревым главный юрист из кожи вылезет, но сделает как надо, поскольку речь пойдет не просто о благосклонности шефа и материальном вознаграждении, а о его физической свободе.

Дегтярев о позорном выдворении Инги из ненашевского дома узнал от самой изгнанницы. Она позвонила сразу после телефонного разговора с Аркадием.

– Говорю тебе, кто-то донес! – рыдала женщина. – Увидел нас вместе и стукнул. Или он сам что заподозрил и кого-то из ищеек-охранников за мной пустил. Какие ж мы с тобой дебилы, Дегтярев! Ну скажи: на хера нам это нужно было? Ведь не простит Ненашев ни тебе, ни мне!

– Погоди ты убиваться, – пытался успокоить Ингу Стас. – Может, он ничего и не знает. Имени-то моего он ведь в разговоре не называл? – задавая этот вопрос, Дегтярев с досадой констатировал, что голос его предательски дрогнул.

– Нет, кажется, не называл, – задумчиво, словно припоминая, произнесла Инга.

– Ну вот, я и говорю! – приободрился Стас. – Подожди, он немного успокоится, и все будет как раньше. Только вот встречаться нам наедине больше не стоит.

– Да пошел ты на хер со своими встречами, придурок!!! – заорала Инга, в трубке раздался сильный грохот и частые гудки.

«Не иначе, трубу грохнула, сучка!» – мстительно усмехнулся про себя Дегтярев. Он и сам не понимал, почему его задело, что Инга так мучительно тяжело переживает разрыв с Аркадием.

…Несколько дней Стас мучился сомнениями: заводить с Ненашевым разговор о его разладе с Ингой или нет? Сделать вид, будто ничего не знает о разрыве, Дегтярев не мог: Инга и Ольга подруги, по логике вещей именно к Уфимцевой «брошенка» должна была по­мчаться, чтобы поделиться горем. Ну а вдруг своими расспросами он подольет масла в огонь? В конце концов Дегтярев решил пока не оставаться с Ненашевым наедине и вообще проводить рабочее время на встречах с заказчиками и нужными людьми, – короче, трудиться во благо «Атланта» за пределами родного офиса. А там, глядишь, все и наладится.

Однако не прошло и недели, как Аркадий вдруг засобирался в отпуск. Дегтярев было обрадовался, но тут же ощутил тревогу. Время для отдыха было самое что ни на есть неподходящее: середина января. По итогам прошедшего года агентству предстояло произвести взаиморасчеты с заказчиками, типографиями, газетами, журналами, телеканалами, заплатить за аренду рекламных точек. Прежде Ненашев ни за что не оставил бы свое детище в такой ответственный период. Ощущение неумолимо надвигающейся опасности усилилось, когда на планерке босс объявил, что оставляет за себя Дегтярева. С правом подписи всех документов, обналичивания ценных бумаг и прочая. Не первого своего зама, начальника финансово-экономического отдела Тодчука, и не второго – руководителя отдела маркетинга Суворова, и даже не Костю Обухова, а стоящего в начальственном списке пятым Стаса.

– Ничего, справишься, – буркнул Ненашев в ответ на попытки Дегтярева взять самоотвод.

Сдавая дела, Аркадий говорил ровным, доброжелательным голосом. Даже извинился, что взваливает агентство на дегтяревские плечи в такой сложный и ответственный момент. Объяснил свой внезапный отъезд страшной усталостью и необходимостью отключиться. «Я и сам чувствую, что на грани, и врач настаивает, говорит, до инфаркта рукой подать».

Имевшихся на счетах «Атланта» средств для расчетов с партнерами было явно недостаточно, но Ненашев успокоил Дегтярева, сказав, что тот может воспользоваться векселями «Копи-банка». В своем кабинете Аркадий Сергеевич распахнул перед Стасом сейф и показал пачку бумаг: «Бери, переложи в свой сейф. Вряд ли они тебе понадобятся – заказчики-должники пообещали в ближайшие дни рассчитаться. Но если будут тянуть – смело обналичивай векселя».

То, что Ненашев не стал сам вынимать бумаги из сейфа (отошел в сторону и сделал приглашаюший жест: дескать, прошу!), Дегтяреву не понравилось. Придя к себе, он хорошенько все проверил. Опасения оказались излишними: векселя были напечатаны типографским способом, на бланках со всеми элементами защиты: с сеткой, водяными знаками. Отругав себя за излишнюю подозрительность и вообще за саму мысль, что друг и соратник Аркашка может его подставить, Стас запер ценные бумаги в сейф и отправился к Ольге, у которой не оставался на ночь уже недели две, если не больше. Ехать к ней почему-то совсем не хотелось, разговаривать за ужином – тоже. Потом, ночью, он так и не смог по-настоящему заснуть. Полному отключению не поспособствовали ни утомительный секс, ни расслабляющая дыхательная гимнастика. До трех часов он валялся, пялясь в потолок, потом потихоньку встал и ушел на кухню, где до семи курил и читал «Золотого теленка». Книга лежала рядом с цветочным горшком, на подоконнике. Ольга почему-то любила Ильфа и Петрова и за вечерним чаем обязательно перечитывала одну-две главы. Стас предпочитал другую литературу – триллеры Стивена Кинга, авантюрные романы Андрея Воронина и Александра Бушкова, а в последнее время подсел на «Гарри Поттера» (о последнем, впрочем, Дегтярев не распространялся – боялся, засмеют: солидный, взрослый человек, а балдеет от детских книжек!). Но выбора не было, и он занял себя «Золотым теленком».

Потом, уже сидя в СИЗО, Дегтярев решит: книга про гениального мошенника Остапа Бендера попала ему в руки не случайно – это был знак свыше, предупреждение, которому он не внял. Хотя как он мог обезопасить себя, чтобы не попасть в ловушку, расставленную для него Ненашевым? Перед тем как обналичить векселя («худой конец» и «пожарный случай», о которых говорил Ненашев, наступили уже через неделю после его отъезда; заказчики задержали выплаты, а для «Атланта» должны были включиться штрафные санкции), Стас позвонил Аркадию.