Путь невесты в дом жениха был не вполне безопасен, потому что по дороге молодежь пыталась опрокинуть сани или лодку. Считалось, что, вывалившись в снегу или побарахтавшись в воде, юная жена станет более верной супругой. Впрочем, от нападающих можно было откупиться деньгами.

После всех этих приключений молодые прибывали наконец к родителям жениха. Здесь снова пировали и обменивались подарками. Но жених и невеста на пиру присутствовали весьма условно – они должны были сидеть за пологом.

Завершалась первая ночь в доме у жениха. Далеко не всегда она была по-настоящему «первой брачной ночью», потому что добрачные связи не слишком осуждались, а иногда жених входил к невесте еще в доме ее родителей. Наутро молодую жену приобщали к служению домашним духам и духу огня. И с этого дня она в течение года должна была и зимой и летом ходить в теплой зимней одежде. Зачем? Так принято. Но к счастью, у хантов лето короткое…

* * *

Соседям хантов, манси, жениться было сложнее, ведь свадебный обряд манси предусматривал довольно большой калым. Если юноша не мог собрать его внутри семьи, с помощью отца и братьев, у него всегда оставался запасной, причем беспроигрышный вариант: братья матери. Каждый раз, когда племянник приходил к ним в гости, они должны были вручать ему подарки. Причем не символические, а вполне весомые, ложившиеся в основу калыма. Может быть, какой-то дядюшка и плевался втихомолку, в очередной раз завидев в дверях чума почтительного племянника, пришедшего с визитом, но традиция есть традиция. Таким образом мансийский дядя и «уважать себя заставлял», и племяннику помогал.

Невесте тоже помогала собрать приданое многочисленная родня. Но их родственные чувства впоследствии вознаграждались: получив калым, родители невесты делили его между теми, кто собирал приданое.

Жених с невестой обычно не видели друг друга до свадьбы – все решали родители. От невесты требовались благонравие, хозяйственная сноровка и широкие бедра – это считалось признаком красоты и плодородия. Обычно жених и невеста были из разных деревень. Сваты приезжали в деревню невесты и останавливались у кого-нибудь из знакомых. Пока суд да дело, слухи об их намерениях расползались по деревне, и родители невесты срочно принимали решение: отослать дочку посидеть у соседей или оставить ее дома. Собственно, этим они выражали свое согласие или несогласие на брак. Если прибывшие сваты заставали невесту дома, они могли считать дело решенным. Тем не менее отец девушки должен был еще поломаться, ссылаясь на молодость дочки, на ее неумелость и на свою бедность. Сваты бегали от родителей невесты к жениху и обратно, но в конце концов дело доходило до обсуждения калыма. Кроме того, жених делал подарки многочисленным родственникам невесты и свату. Потом наконец появлялась и сама невеста, и жених покрывал ее голову платком – символом замужества. Теперь невеста должна была закрывать этими платком лицо от свекра и от старших братьев мужа. «Избегание» продолжалось до рождения первого ребенка.

Кульминацией свадьбы было жертвоприношение, совершаемое шаманом. Для духов обычно убивали оленя, но могли ограничиться и курицей. Потом начинался свадебный пир, который длился не меньше недели. Юная пара в пире участвовала, сидя за пологом на постели невесты, еду им передавали прямо туда.

Когда наступала пора молодым уезжать, на пороге дома их обычно встречал человек с топором, от которого надо было откупиться. Потом жених еще раз должен был откупаться от парней, которые не выпускали нарты из поселка. В доме мужа молодых снова сажали за полог, и начинался новый пир, мало чем отличавшийся от предыдущего. Только вот духи в семье мужа были более требовательными, от них уже нельзя было откупиться курицей, и невеста вместе со своими родичами приносила им в жертву оленя, а часто и нескольких.

Так проходила традиционная свадьба. Но был и упрощенный обряд для непутевых детей, которые вступали в брак помимо воли родителей. Им достаточно было три раза обойти вокруг кедра и потом с чистой совестью ложиться в постель: брак считался свершившимся. Через некоторое время с родителями, как правило, все же мирились.

Манси, как и ханты, тоже нередко вступали в брак со своими овдовевшими родственницами: мачехой, снохой, вдовой брата. Причем вдовы траура по мужьям не носили, и никто не упрекал женщину в том, что она вступила в новый брак, «башмаков не износив». Впрочем, башмаков манси обычно и не носили, а носили «няры» – низкую мягкую обувь, закреплявшуюся вокруг щиколотки кожаными ремешками. Мансийские женщины, случалось, выходили замуж уже через месяц после смерти предыдущего мужа. Ну а в первый брак они вступали в четырнадцать – двадцать лет.

Свадьбы у манси происходили, как это ни удивительно, в самое холодное время года, на стыке декабря и января. В эту пору как раз проходили ярмарки, к ним и приурочивали сватовство. Средняя температура воздуха в этих местах в январе – минус 20—24°, но бывает и минус 50°! Ночи длинные, а кое-где наступает и полярная ночь – особо не погуляешь! Но с другой стороны, чем еще заняться в такую погоду?

* * *

Селькупы тоже живут не в Крыму. И у них в Туруханском районе Красноярского края не намного теплее, чем в местах расселения манси, но все-таки теплее: и летом, и зимой – примерно на два-три градуса. Может быть, поэтому зимой селькупы традиционно занимаются подледным ловом рыбы и охотой, а свататься начинают весной.

Селькупские женщины всегда пользовались большой свободой, и это несмотря на их заведомую неполноценность: ведь любому селькупу известно, что у мужчины семь душ, а у женщины только шесть. Тем не менее селькупские девушки вели жизнь достаточно вольную: им разрешалось самостоятельно гулять, общаться и вступать в любовные игры с юношами, но до определенного предела. Потеря невинности до брака считалась большим позором.

Прежде чем засылать сватов, родители жениха приглашали шамана, и тот одобрял или не одобрял их выбор с помощью шаманской колотушки или ложки. Если духи посредством шамана «давали добро», начинался обряд сватовства, который назывался «таскание котла». Жених складывал в большой медный котел разнообразные подарки для семьи невесты: одежду, шкурки пушных зверей, деньги, бусы… Потом один из сватов относил котел в чум невесты и молча ставил его перед отцом. Отец столь же молча встречал подарки: ни разговаривать, ни даже здороваться в этой ситуации было не принято. Когда сват уходил, младший брат невесты подымал котел и тащил его обратно к жениху. Тот заменял часть подарков, что-то добавлял, и сват волок котел обратно… Так повторялось неоднократно, пока отец девушки наконец не оставлял котел у себя. Теперь начинался новый этап – переговоры о калыме. Обычно калым в несколько раз превосходил приданое.

Но вот наступал день свадьбы. Невеста надевала новое платье (после свадьбы оно станет обладать магической силой, и в него будут заворачивать заболевших детей). Кроме того, лицо невесты закрывали шалью. Потом через порог чума на руках переносили… жениха! Это делали двое его друзей. Невеста уже ждала его, сидя на оленьей шкуре. Жених белым платком обводил вокруг головы невесты символический круг: теперь она принадлежала ему.