Г е о л о г. А вот и я, Серафима!

С е р а ф и м а (идет навстречу). Здравствуй, Петр. Я так долго ждала тебя.

Г е о л о г. Здравствуй, Симушка!

С е р а ф и м а. Здесь все ждало тебя столько лет. Это теперь твой дом.

Г е о л о г. Нет, Сима, я за тобой. Два дня на сборы. Только два. Сверх праздника начальство ничего не подарило. Украду, увезу, хоть в попоне поперек седла!

С е р а ф и м а. Может быть, хватит бродяжить в тайге?

Г е о л о г (оглядываясь, посмеивается). А что? Мысль! Уют. Прочный берег. Домашнее тепло. Хрупкая мечта начинающего пенсионера!

С е р а ф и м а. Ты все-таки уже не мальчик, Петр.

Г е о л о г. Что поделаешь, Симушка? Этот микроб бездомности отпущен человеку навсегда. Как врожденная глупость. Как длинный нос!

С е р а ф и м а (неуверенно, с опаской, повторяя слова поэта). А может ли человек всю свою жизнь только давать?..

Г е о л о г. Эх, Симушка, видела бы ты мою новую столицу на том лесном косогоре над Обью! Был мертвый поселок, пятнадцать домишек, давно брошенных лесорубами. А теперь — красный флаг на шесте, высоченная радиомачта. Издали нечто вроде полярной зимовки. И целый день по всей округе гремят взрывы. Это мои неутомимые мальчики-«сейсмики» выстукивают, выспрашивают тайгу, где она там еще прячет свои сказочные сокровища.

С е р а ф и м а. И ты во весь опор мчишься по бездорожью за рулем своего вездехода…

Г е о л о г. Вместе с тобой! В наш домик под радиомачтой и флагом. С очередной победной сейсмограммой. Сейчас мы передадим ее по радио в Сургут, в Управление.

С е р а ф и м а (протягивает ему фужер). Выпьем, дорогой бродяга. Для начала за встречу.

Г е о л о г (высоко поднимает фужер обеими руками). За тебя — за мое главное открытие. За мою самую большую находку, Серафима свет Николавна!

Медленно, глядя неотрывно друг другу в глаза, не чокаясь, выпили, поставили на столик фужеры.

С е р а ф и м а. За счастье!

Г е о л о г (восхищенно). Ты сегодня совсем, как девушка. Просто старшая сестра моей Ольки.

Серафима заливается счастливым смехом.

Нет, как молодая, юная мать. А это самое прекрасное зрелище в мире.

С е р а ф и м а. Подхалим, льстец. И ты хорошо выглядишь, Петр. Куда лучше, чем тогда, в Геленджике. Я так рада.

Г е о л о г. Что делать — положение обязывает! (Картинно расправил плечи). Я ведь объявил себя женихом. Есть какие-нибудь возражения?

С е р а ф и м а (со смехом). Невеста свою кандидатуру предложила уже давно. А жених вот сначала упирался.

Г е о л о г (словно удивляясь этому). Оказалось, что я не могу без тебя, Серафима. Ну, понимаешь, совсем не могу. А старик я упрямый и вредный. Это уже возрастное.

С е р а ф и м а. Я люблю тебя, Петр.

Вступает тихая музыка. Мелодия, которая звучала в первом диалоге, когда Серафима вспоминала о своих встречах с геологом.

Люблю!

Г е о л о г. Ты скажешь это сейчас еще раз.

С е р а ф и м а. Я люблю тебя, Петр.

Г е о л о г. Еще раз!

С е р а ф и м а. Мальчишка, совсем мальчишка. (Ласково треплет его волосы). Седой, лохматый мальчишка.

Г е о л о г (грозно). А кто это здесь недавно призывал меня стать на якорь?

С е р а ф и м а. Люблю тебя.

Г е о л о г. Я заставлю тебя, Симушка, повторять это тысячу раз в день. Твой словарь будет состоять только из этих четырех слов. Простых и самых необходимых, как хлеб и вода. Ты забудешь все остальные. И мне придется за полную тупость выгнать тебя с работы.

С е р а ф и м а. Наконец-то это пришло и ко мне…

Г е о л о г. Знаешь старую-старую притчу? Господь бог в свою хорошую минуту швырнул на землю человеческое сердце, заключенное в скорлупку, но она разбилась при падении, и обе половинки сердца долго, очень долго искали друг друга. И вот, наконец-то…

С е р а ф и м а (ходит, заложив руки за голову). Самая богатая, самая счастливая в мире.

Г е о л о г. Самая щедрая.

С е р а ф и м а. Самая бестолковая, самая глупая. От радости, от любви.

Г е о л о г. Самая мудрая! Все Аристотели, Платоны и Фейербахи — последние двоечники рядом с тобой.

С е р а ф и м а. Петр, от этого можно умереть…

Г е о л о г. Смерть? Что это такое? Не знаю такого слова. И не хочу знать. У нас с тобой еще вся жизнь впереди!

Серафима вздрагивает, останавливается, низко опускает голову.

(Словно не замечая ее состояния). У меня ведь завелась, Симушка, одна идея. Нахальная идея. Идея-фикс.

С е р а ф и м а (стряхнув с себя оцепенение). Что еще за такая идея?

Г е о л о г (тоном лектора). Еще с детских лет, из школьной географии вам известно, дорогие мои слушатели, что наша бескрайняя сибирская тайга переходит в тундру, которая простирается до самого Ледовитого океана. Есть все основания предполагать, что вышеупомянутая, сегодня еще совсем мертвая тундра таит в своих недрах не меньшие запасы нефти и газа, чем ее лесная соседка и сестра, и ждет, чтобы человек наконец пришел и разбудил ее… (Засмеялся). Ну, в общем, крайне заманчиво, Симушка, принять, так сказать, посильное участие… А в финале — заложить на самом берегу океана в соседстве с белыми медведями и тюленями этакий симпатичный город нефтяников, где моя Олька вчитывала бы юным гражданам свой инглиш. Ну, как идейка? Что-то есть?

С е р а ф и м а. Я, наверно, немного отвыкла от тебя… (Протягивает геологу обе руки). Здравствуй, Петр!

Г е о л о г. Здравствуй, Сима!

Наконец-то их руки соединились, наконец-то они прильнули друг к другу.

С е р а ф и м а. Послушай, дорогой человек. Где это ты пропадал всю мою жизнь?

Г е о л о г. Сам не пойму. Зато я принес тебе кое-что на елку. (Протягивает Серафиме большую кедровую шишку). Хороша? Чем пахнет?

С е р а ф и м а (старательно обнюхивает ее). Тайгой. Жизнью. Кочевьем. Верно это, что сибирский кедр плодоносит чуть ли не целых сто лет?

Г е о л о г. Двести! Двести лет! Иначе он бы засох от тоски.

С е р а ф и м а. Славный подарочек! Ты сам повесишь его на елку, Петр.

Геолог прикрепляет шишку к елке. Затем, как фокусник, будто из воздуха извлекает и с комической торжественностью демонстрирует пробирку с какой-то темной жидкостью.

Г е о л о г. А это что, Симушка? Угадаешь?

С е р а ф и м а. Первая нефть из района твоей столицы на Оби!

Г е о л о г. Отлично! Может быть, вы тогда, премудрая сударыня, знаете и как мы окрестили свою первую промысловую вышку?

С е р а ф и м а. Конечно, знаю. «Серафимой!» (Выхватывает у геолога пробирку). А мы и ее сюда. (Вешает на ветку, отступает, любуется). Нигде, ни у кого нет и не будет на елке таких сказочных украшений!

Г е о л о г (тоже оглядывая елку). А что?! Совсем, как у нас дома, в Сибири. Что же мы станцуем, Симушка, под новогодней елкой? Наш первый в жизни танец, а?

С е р а ф и м а (торжественно подняла руку). Ты не должен спрашивать у меня. Никогда! Твой долг только приказывать.

Г е о л о г. Приказывать? Зачем?

С е р а ф и м а. Да, просто подавлять меня своей железной мужской логикой и волей.

Г е о л о г. Подавлять — скучно.

С е р а ф и м а (шутливо). Я устала всю свою жизнь ходить в мужиках. Устала быть раскрепощенной женщиной. (Стучит по столику). Хочу в девятнадцатый век. Немедленно. Подать мне его сюда!

Г е о л о г. Рыцарские времена, пожалуй, в