litbaza книги онлайнРазная литератураДороги и люди - Константин Багратович Серебряков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 83
Перейти на страницу:
духовной культуры позволили мне спросить о ее собственной практике художника:

— Как вы относитесь к утверждению нашей критики о все усиливающейся тенденции к документальности — утверждению, которое некоторые критики обосновывают ссылками и на ваши произведения?

— Смотря что считать документальностью. И смотря где и как использовать документ. В исторических романах документальность правомерна, но надо уметь читать документы, надо их расколдовывать и размаскировывать, а это дело художника. Ведь если о выговоренном слове Тютчев сказал: «Мысль изреченная есть ложь», то про написанное это в десять раз справедливей. Документ очень часто не открывает, а скрывает правду. В историческом романе он должен помогать автору в создании атмосферы, настроения, направления эпохи, должен стать строительным материалом сюжета, а для этого надо ставить документ на ребро — и это, поверьте мне, требует всей творческой интуиции писателя и острой работы мысли. Обычно я так обращаюсь с ним: не жизнь проверяю документом, а документ стараюсь проверить жизнью. Вообще же художественный, то есть образный, анализ документа — одно из самых увлекательных дел историка-романиста. Много счастливых часов пережила я в таких анализах и для повести «Воскрешение из мертвых» и для всего цикла работ о Ленине.

...Стемнело. Мы сидели на балконе; внизу сияла огнями вечерняя, подогретая ранним мартовским теплом Ялта. Время от времени на краю мола, уходящего в темноту моря, загорался красный огонек маяка. Всякий раз, как он загорался, глаза Мариэтты Сергеевны обращались к нему. Она призналась, что вот так вечерами выходит на балкон, чтоб поглядывать на этот маяк — «старого своего друга»...

X

3 апреля 1968 года литературная общественность Москвы, многочисленные читатели чествовали Мариэтту Сергеевну Шагинян. Восьмидесятилетняя именинница пристроилась на краешке глубокого кресла — маленькая, уютная, в строгом зеленом платье, торжественно сверкающем орденами и медалями. Она внимательно слушала речи и поминутно смущенно улыбалась. По обеим сторонам от нее сидели А. И. Микоян и маршал И. Х. Баграмян. Рядом на столе росла пирамида из красных папок с адресами от писательских организаций страны, от издательств, редакций журналов и газет. Выросла и целая гора телеграмм.

Председательствующий Алексей Сурков предоставил наконец слово Мариэтте Сергеевне. Она подошла к краю сцены, опустила перед собой на пол пухлую черную сумочку и заговорила бойким голосом:

— Дорогие товарищи! Вы, наверно, устали, и я постараюсь сказать коротко...

Молодые девушки и парни сейчас невероятно рано женятся и потом разводятся. Я выходила замуж тридцати лет и горевала, что не доживу до того возраста, когда у меня будут внуки. И представьте, дожила до возраста, когда у меня есть правнук. Итак, не надо торопиться жениться, для того чтобы не разводиться. Мы с мужем прожили почти полвека...

На свой юбилей, — продолжала Мариэтта Сергеевна, — я смотрю не как на юбилей, а как на творческий вечер писателя. Мне хочется говорить не о прошлом, о чем говорили тут все добрые друзья мои, а рассказать вам, что я сейчас делаю. Я надеюсь все-таки пожить еще, может быть, до следующего юбилея — девяностолетия, на который всех вас от души приглашаю.

Я хочу написать книгу, которую сейчас довела до трех четвертей. Я пишу ее очень медленно — это очень ответственная работа. Тема книги равно дорога и близка всем. Это Ленин. Я пишу книгу под названием «Четыре урока у Ленина» и хочу раскрыть Ленина в тех его чертах характера, психологии, душевных качеств, о которых до сих пор у нас не говорили. Ленина, которого мы все любим, которого считаем самым дорогим, самым близким, самым живым, самым нужным для нас человеком, я хочу показать настоящим, живым, хотя бы в нескольких человеческих штрихах. И над этой книгой я работаю так, что по двадцать раз рву то, что написала, делаю бесконечные варианты каждой главы. Надеюсь, что мне помогут судьба и время, и я сделаю то, что хочу, для потомства.

Сказала и отошла от трибуны...

И аплодировала вместе со всем залом. Аплодировала Ленину.

XI

Мне иногда приводилось видеть, как работает Мариэтта Шагинян, и поэтому хочется сказать несколько слов о технике ее труда.

Каждую работу она начинает много раз; в корзину летят различные варианты первых страниц. Иной раз кажется, что начало превосходное, но Мариэтта Сергеевна возражает:

— В нем нет инерции продолжаемости. Начало не должно упираться в стену, оно должно прорывать русло так, чтоб вещь полноводно шла дальше.

Следуя примеру своего кумира Гёте, Мариэтта Сергеевна заставляет себя останавливать работу часто в самый кульминационный момент и именно тогда, когда пишется, когда хочется писать. Это она делает для того, чтобы не исчерпать творческого подъема, чтобы завтра легче было продолжать, чтобы продолжение сохранило тягу творчества, или, как она говорит, чтобы сохранить остаточное возбуждение от вчерашнего труда. Но при этом, садясь за продолжение, писательница обязательно пробегает глазами предыдущее и правит отдельные не понравившиеся ей слова — она их соскабливает ножичком и на их место вписывает более подходящие. Иногда десять, а то и больше раз проходит Мариэтта Сергеевна по рукописи своим ножичком и пером еще до сдачи на машинку.

Что касается пишущей машинки и автоматического пера, трудно представить, как она ненавидит эти орудия труда. На столе у нее — школьные фиолетовые чернила (их у нее в запасе по крайней мере дюжина бутылочек), старая ученическая ручка и одни и те же стальные перья. Однажды, читая письма Ленина к матери, она нашла место, где Ленин попросил найти и прислать ему любимые им английские перья, которыми он постоянно писал. И тут не было границ радости Мариэтты Сергеевны, она возбужденно кричала:

— Зарубите себе на носу: у Ленина были свои любимые перья!

Пишет Мариэтта Сергеевна очень мелко и на длинных четвертках финской бумаги, называя эти четвертки «столбиками». Затем «столбики», не раз исправленные и подчищенные, местами срезанные и подклеенные, идут к машинистке. И опять новые сокращения, новые исправления (а то и целиком все заново пишется), и снова — на машинку. Потом опять поправки... И вся эта ювелирная работа делается с наслаждением.

Работа, труд — ее страсть, ее жизнь. Когда-то она записала в дневнике: «Я должна работать, пока могу работать. Ничего другого, по-видимому, мне в жизни не суждено». Никто не слышал от нее: «Устала от работы», «Надоела работа». Но множество раз: «Устала от безделья». И это «устала от безделья»

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 83
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?