Я отрицательно качала головой, я даже пошатнулась, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Да! Ты сделаешь это! Иначе уже завтра это сделаю я! Да, непростой выбор, но он лучший! Я точно знаю. Лучший для всех, и для тебя в первую очередь.

Меня тошнило, мне казалось, все плывет перед глазами. Меня словно разламывало на части, но я уже тогда знала, что это еще не боль, настоящая придет потом, позже, когда я все осознаю.

— Для тебя! Ты подумал прежде всего о себе и о своей карьере, я это самая последняя причина, да? Деньги! Вот в чем дело!

Отец сжал челюсти и отвернулся.

— Все вместе! Давай! У тебя мало времени! Через два часа мы встретимся здесь, и, если ты не приедешь, возможно, уже сегодня тебе привезут его труп.

Я задыхалась, мне хотелось орать от бессилия, но я еще не осознавала, что выбор сделали за меня. Что вот оно, мое счастье, и отец сжигает его на моих глазах. Не будет пути назад. Никогда. Он все продумал. Диего не простит, даже если потом я попытаюсь что-то изменить.

— Телефон! — отец протянул руку, а я даже не услышала его. — Дай мне свой сотовый!

Я протянула дрожащей рукой, он швырнул его на асфальт и раздавил каблуком. Потом протянул мне другой.

— Позвонишь, если что-то пойдет не так. Ищи бумаги в синей папке, он привез их к вам на квартиру. Найдешь — позвони мне и уезжай оттуда. Поняла?

Я молчала. Я словно омертвела, отец даже отнял у меня возможность поговорить с Диего хотя бы еще раз.

— Ты поняла?

Я кивнула и на негнущихся ногах пошла к своей машине. Отец хотел взять меня за руку, но я повернулась и севшим голосом прохрипела:

— Не прикасайся ко мне. Никогда! Только что ты потерял это право.

— Ты скажешь мне «спасибо». Через пару лет ты будешь благодарить меня!

— Главное, чтоб не проклинать, — ответила я и распахнула дверцу, потом посмотрела на отца и тихо спросила, чувствуя, как по щекам катятся слезы:

— Он заплатил тебе, да? Сколько денег он дал тебе за меня?

— Достаточно, чтобы мы все могли продолжить жить, как и раньше.

Как и раньше уже не будет, потому что я уже никогда не стану такой, как прежде. Вот в эту самую секунду я просто начну меняться и становиться другим человеком, который разучится искренне улыбаться.

Я приехала к нам в квартиру полумертвая. Меня пошатывало. Я даже не смогла зайти в нашу спальню. Увидела сигареты Диего и закурила, сползла по стенке на пол. Слезы лились по щекам, а я курила и смотрела в одну точку. В голове щелкала секундная стрелка. Я не могла ни о чем думать, мысли сбились в одну — это конец.

Вот так быстро и настолько больно, что, наверное, я все еще не могу прочувствовать, насколько. Медленно поднялась с пола и начала искать. Я заглядывала везде, перерыла все ящики, полки, шкафы. В каком-то трансе. Мне было противно, что я это делаю. Противно до тошноты, я сама себя презирала, но ничего не могла с собой поделать, тогда я еще не задумывалась обо всем, что рассказал отец, я ему не верила.

Папку я нашла в нашей спальне. Он даже особо ее не прятал. Не знаю, доверял ли мне, или просто не счел нужным. Впрочем, я бы никогда не взяла. Сейчас я держала папку в дрожащих пальцах, потом набрала номер отца, он ответил очень быстро, видимо, ждал.

— Нашла?

— Да.

— Все, уезжай, и не смей разводить сопли и писать какие-то записки. Тебе же лучше, чтоб не искал тебя, и ему. Приблизится к тебе — и я за себя не отвечаю.

Я отключила звонок, на негнущихся ногах подошла к нашей постели, подхватила со спинки кресла его футболку, поднесла к лицу. Вдохнула запах, и в сердце что-то оборвалось, очень резко и больно. Мне даже показалось, что я задыхаюсь. Аккуратно повесила футболку обратно. Вышла из квартиры, закрыла дверь. Сильно сжала ключи в ладони. Несколько секунд смотрела в одну точку, потом сунула ключ под коврик возле двери и быстро спустилась по ступеням вниз.

Ветер хлестнул по лицу холодными каплями дождя, подняла голову, и посмотрела на темно-серое небо…

* * *

Мне казалось, что я не человек больше, а машина, с сердцем, которое бьется лишь для того, чтобы перегонять по венам кровь. Линда стояла рядом, пока несколько парикмахеров расчесывали и укладывали мои волосы. А я безостановочно курила и смотрела сквозь свое отражение в зеркале.

Я ее не слушала, ни слова не разобрала из того, что она говорила. Через час венчание. Узкий круг друзей, семья. Только моя. На Гаваях мы отпразднуем свадьбу намного пышнее, как планировал Майкл.

Похороны, а не свадьба. Это мои похороны. С отпеванием, подвенечным платьем и крестом на моих желаниях и мечтах. Не помогала даже полоска кокса, которую я вдохнула в туалете и которая, по словам Линды, должна подействовать как лекарство — ноль. Я всегда была против ее пристрастия к кокаину, но сейчас… мне хотелось одного — просто не думать, не вспоминать и не чувствовать.

Меня не взяло, хоть я и сделала это впервые. Тогда я запила алкоголем. Бокал вина, потом еще один. В голове помутнение, легкая анестезия, когда боль притупляется, но ноет где-то далеко внутри. Я никогда не знала, что такое боль, я жила в своем коконе, своей жизнью, где все было распланировано по часам. Диего перевернул мой мир, взорвал его яркими красками. Я стала другой, когда встретила его, я стала самой собой. Той Мариной, которая жила во мне и никогда не давала о себе знать, потому что это никому не нужно, неинтересно и никто бы не понял. Внутри меня жил пожар, стихийное бедствие, и оказалось, что лишь с одним мужчиной я могу так взрываться во всех смыслах этого слова. Сейчас мне отрезали крылья, вырвали с мясом и вернули на землю.

С моей прической было закончено, Линда причитала о том, как это волшебно и красиво, а мне хотелось запустить руки в волосы и вырвать их с корнями. Потом меня одевали, зашнуровывали на мне белоснежное платье, закалывали фату шпильками, цепляли белые розы в волосы. Мне казалось, что я кукла, мертвая игрушка, которой вертят как хотят. Дорогая вещица, которую продал собственный отец. Ведь продал, да, очень дорого, но продал. Его не волновали мои чувства и мои желания, он распорядился моей жизнью в угоду своей карьере, а Майкл…Он получил то, что хотел. Я ненавидела их обоих.

— Ты не можешь быть перед фотографами с таким лицом, может, еще немного кристаллов, Марина?! Эй, посмотри на меня!

Я повернула голову и посмотрела на подругу.

— Я буду улыбаться. Буду. Принеси мне вина или мартини. Еще лучше коньяка.

— Я мигом. Все для моей сестренки, лишь бы снова улыбалась.

Дверь гримерной распахнулась и появился Майкл. Я поморщилась, как от оскомины на зубах. Мое презрение к нему возрастало параллельно осознанию, насколько этому человеку наплевать на мои чувства. Человеку, с которым я провела очень много времени и считала, прежде всего, своим другом. Мы же практически выросли вместе.