— Ну и что вы такое делаете? — тигрицей набросилась она на задумчивого сержанта. — Кто ж так моет? Только грязь развозите…

Обернувшись на голос, Перепелкин расцвел улыбкой.

— Это вы? А я о вас только что вспоминал… — мигом отбросив задумчивость, обрадовался он.

Розочка сделала вид, что не расслышала комплимента, и раздраженно проворчала, забирая из рук у милиционера губку и бережно стирая ею пыль с капота машины:

— Дайте-ка я… Вот как надо…

Мы уже закончили общаться с участковым и столпились у своих машин, собираясь ехать обратно, а Розочка, эффектно выгнув спину и отставив в сторону ножку, все еще водила губкой по багажнику «девятки».

— Вы меня не ждите, я позже приеду, — категорично заявила она, косясь на окошко сержантского кабинета.

Так и получилось, что в поселок мы вернулись без Розочки.

— Ну что, друзья, — глядя на радостный блеск в глазах Аллы и Толика, которые с неожиданной для себя легкостью отделались от докучливых родственников, выступил вперед Гадованюк, — может, отметим счастливое избавление от всех наших неприятностей? Вон у меня мошна какая… Тысячей больше, тысячей меньше — кто там считать будет…

Эдик весело оглядел цвет «Шанхая», что толпился на проспекте Финкелей, и, потрясая пакетом, задорно крикнул:

— Ну, кто со мною за провизией?

Я заметила, что на даче как-то легко и помногу пьется. Видимо, на отдыхе человек старается компенсировать все то, что недобрал во время трудовых будней. И вот в сопровождении Славика обладатель приличной суммы денег, правда, не своих, отправился в поселок и, нагрузив «УАЗ» под завязку деликатесами и спиртным, вернулся в «Шанхай», праздновать нашу нечаянную радость.

Виолетта Петровна приглашение Эдуарда отклонила и, сославшись на занятость, собрата к себе всех детей с окрестных участков. Пережившая новое духовное рождение, бабушка Вовки стала репе тировать с малышами «Кошкин дом» в собственной постановке. А нам с Галиной сделала строгий выговор, ибо, как каждый пьяница в завязке, старушка сделалась совершенно нетерпима к алкоголю. Семейство Зипуновых тоже отказалось принять участие в застолье, но уже из этических соображений. Действительно, как же можно гулять вместе с похищенным тобою человеком да еще на деньги, которые недавно пытался у него отнять?

Остальные обитатели «Шанхая» к вечеру собрались у Галки. Эдуард, как спонсор мероприятия, уселся во главе стола и ни с того ни с сего, то и дело поглядывая на Дину, стал расспрашивать Макса о его творчестве.

— А ведь ты, Максим, — как бы между прочим обратился он к автору романа о красноглазых карликах, — талантлив… Я бы даже сказал — чертовски талантлив. И, не побоюсь этого слова, самобытен… Я тут читал некоторые страницы твоей рукописи…

— Это когда же ты успел? — не поверил засмущавшийся автор.

Гадованюк значительно посмотрел на Дину и, сделав вид, что отвечает крайне неохотно, проговорил:

— Да заглянул тут на минутку к Аллочке… Вот и увидел рукопись.

На притихшую Алку тут же с открытой неприязнью посмотрели двое — Динка и Толик. И только Максим взглянул с благодарностью. Он страшно любил, когда проявляли интерес к его писанине. Пусть даже через его сестру. А Эдуард, развалившись на стуле и неторопливо закусывая, хорошо поставленным голосом публичного оратора вещал:

— Только вот простора тебе не хватает. Широты. Ты же творческий человек… Ты не можешь сидеть в клетке. Ты, как птица, должен выйти на простор, расправить крылья и устремиться в полет… А если на ногах твоих гири… Да, кстати, какое отношение к тебе имеет та усатая женщина, которую ночью отвезли в роддом?

Макс зарделся и застенчиво признался, что это Сима, его жена. И у них есть сын Йося… А скоро родится второй малыш, которого, скорее всего, назовут Валентином, как погибшего соседа. Чтобы не нарушать равновесия…

По лицу Эдуарда было заметно, что он не очень понимает, какое отношение погибший сосед имеет к новорожденному сыну Макса, но вслух он этого не сказал, а лишь с пониманием кивнул головой и, сделав рукой утвердительный жест, как будто гвоздь забил в стену, проникновенным голосом подвел итог:

— Вот! Вот эти оковы и мешают лететь тебе вольным соколом!

При всем моем неоднозначном отношении к господину Гадованюку следовало признать, что говорил он красиво. Но это не помешало мне пристально посмотреть на краснобая и заметить:

— Эдуард, а как быть с тем, что Сима с риском для жизни отобрала у преступника твои деньги? Которые ты сам, кстати говоря, небрежно бросил на крылечке…

— Не суть, — махнул рукой Гадованюк и продолжал говорить.

Красиво и убедительно. Прямо как Ленин с броневика на Финском вокзале выкладывал перед рабочими свои апрельские тезисы. Ясное дело, чтобы учинить революцию, надо обладать как минимум ораторским талантом. Вот и сегодняшний оратор обладал, несомненно, подобным божественным даром.

— Зачем орлу жирная курица? — потрясая вилкой, патетически вопрошал Эдуард. — Зачем горному потоку утлая ладья? Они только тянут свободного на океанских просторах дельфина на дно…

— Да меня Финкели в масоны пристроить обещали… — неуверенно промямлил Макс, попав под обаяние прирожденного артиста разговорного жанра.

Но тот, не обращая внимания на ответы собеседника, гнал свой порожняк, как выражается приятель моей дочери Костик, легко и непринужденно. Спасенный Гадованюк выступал в стиле Владимира Вольфовича Жириновского. Вопросы без ответов, слова ради слов. Видно было, что «Остапа несло»… Но несмотря на это, весь стол затаив дыхание внимал его вредоносным, обольстительным речам.

— В масоны? — небрежно переспросил Эдуард, развязно положив руку замершему Максу на плечо. — Да я тебя умоляю! Я сам тебя пристрою в масоны. У меня одна подруга есть. Роскошная блондиночка с ногами от коренных зубов. Между прочим, модель с мировым именем. Катя Ванадий, может, слышал? Так вот. Она у этих самых масонов в их мистериях Смерть… это, как его…

Гадованюк, закатив глаза, пощелкал в воздухе пальцами, подбирая нужное слово, нашел и закончил начатую фразу:

— …символизирует, вот. Знаешь, наверное, когда в масоны принимают, обряд посвящения обязательно проводят. Члены ложи надевают на нагую красавицу-блондинку черный плащ с капюшоном, дают в руки косу, и так она стоит посреди залы все испытание. Так вот. Я тебе, Максим, дам ее телефончик. Она поспособствует. Обязательно позвони, не пожалеешь… Девочка — высший класс. Бери, владей, от сердца отрываю. А то у такого орла — и жена каракатица… Куда же это годится… Я, когда в Чечне служил, такую чеченку себе завел! Что тебе рассказать… Натуральная блондинка… Ноги…

— А ты служил в Чечне? — поразилась Дина, восторженно хлопая круглыми глазами.

Рассказчик оборотил затуманенный взгляд на возбужденную собственным успехом у такого замечательного человека Дину и, перегнувшись через стол, сказал негромко, но значительно: