Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Представим себе, что некий промежуточный вид, например Australopithecus afarensis, сумел каким-то образом выжить и сохранился в какой-нибудь отдаленной части Африки. Стали бы мы называть эти существа людьми или нет? Для такого последовательного человека, как я, этот вопрос не стоит, ибо ответ на него ничего, по существу, не меняет. Достаточно того, что мы испытываем невероятное очарование, обнаружив живую Люси… Если бы даже мы смогли получить определенный ответ в отношении австралопитека, то непрерывный континуум (непременный атрибут биологической эволюции) и без того говорит нам, что должно быть какое-то промежуточное звено, находящееся достаточно близко к «пограничной линии», где появляются смутные моральные принципы и нарушается их абсолютизм.
Докинз спрашивает: кого мы можем считать людьми? Однако при этом он уклоняется от главного: в какой мере эволюционная теория может ответить на этот вопрос? Наука об эволюции не в состоянии указать нам точное расположение на шкале времени той точки (в существовании которой уверен Докинз), где возникает человеческое сознание. Теория эволюции не объясняет, как появилась жизнь, как возникла эукариотическая клетка, как родился интеллект и живые существа обрели сознание.
Проблема сознания является ключевой для всего, что мы здесь обсуждаем. Современная наука о познании опирается на эволюционные принципы и утверждает, что сознание – это феномен, который можно воспроизвести искусственно. Формы жизни со временем становятся все более совершенными благодаря эволюции и в конце концов обретают сознание. Исходя из этого, многие специалисты по теории познания считают, что у машин тоже может появиться сознание, хотя до сих пор этого не произошло. Пока в лаборатории никому не удалось даже близко подойти к разработке сознающей себя машины.
Некоторые специалисты полагают, что подобно тому, как можно компьютер научить играть в шахматы и побеждать великих гроссмейстеров, его можно научить думать и чувствовать. Но, несмотря на все титанические усилия ученых, работающих в сфере вычислительной техники и науки о познании, сделать это до сих пор не удается. Мы можем научить компьютер множеству самых разнообразных вещей, но не в состоянии заставить его реагировать на окружающее по-человечески, то есть осознанно, проявляя самоконтроль и свободу воли.
В 2011 году на фестивале мне пришлось (вместе с Динешем Д’Соуза и раввином Дэвидом Вольпе) принять участие в дебатах с эволюционным психологом Робертом Курцбаном, когнитивным психологом Гари Маркусом и скептиком Майклом Шермером. Это были споры о том, имеет ли жизнь смысл. Мои оппоненты утверждали, что смысл можно создать искусственно и машины способны сотворить для себя свой собственный смысл. Они считали, что у Вселенной нет никакого плана или цели. Курцбан заявил: «Мы все – роботы».
Я возражал, что люди до сих пор не воссоздали сознание и поэтому нельзя утверждать, будто оно может самопроизвольно возникнуть у машин. Мы разрабатываем все более мощные компьютеры и роботы, но они не обладают ни самосознанием, ни свободой воли. Оппоненты считали, что со временем это произойдет. Но если человек до сих пор не придумал машину, обладающую сознанием, то как же утверждать, что жизнь, сознание и свободу воли можно создать в лаборатории? «Научный атеизм» не в силах победить до тех пор, пока кому-нибудь не удастся показать, как появились эти качества, сделавшие нас людьми.
В своей книге «Сингулярность приближается» Рэй Курцвайль предсказывает будущее цивилизации, в котором компьютеры обретают сознание и создают для своих нужд новые, еще более мощные компьютеры. Но это сценарий литературно-фантастический. Пока ни одна машина не обладает даже тенью сознания. Сознание, символическое мышление, самоконтроль, чувство прекрасного, способности к художественному и музыкальному творчеству, способность изобрести язык и заниматься естественными науками и математикой – все эти свойства выходят за рамки требований простой эволюции, ибо они не являются необходимыми для выживания. Эти атрибуты человеческого разума можно смело назвать божественными: они находятся выше тех, что необходимы для грубой земной жизни. Происхождение и цель сознания, художественного, музыкального, литературного и научного творчества по-прежнему окутаны непроницаемой тайной. Зачем было эволюции направлять развитие в русло, не имеющее практически ничего общего с выживанием отдельной особи и вида в целом?
Проблема сознания усугубляется еще и тем, что мы, собственно, не знаем, что это такое. В книге «Онтологические проблемы сознания»[23] Дэниел Деннетт пишет, что понять, что такое сознание, пытались самые разнообразные специалисты: психологи, антропологи, специалисты по нейробиологии и искусственному интеллекту. Он хмуро заключает: «Над этой проблемой трудилось столько идиотов, что нет ничего удивительного в том, что она до сих пор остается загадкой».
В своем исследовании Деннетт идет по следам мечты Декарта – понять сознание и определить строгий набор логических правил, управляющих человеческим разумом. Он признаёт, что это было его давней профессиональной мечтой. Краткое изложение его гипотезы об обретении людьми сознания выглядит следующим образом:
Не существует единого, окончательного «потока сознания», потому что нет главной штаб-квартиры, картезианского театра, куда все сведения стекаются для прочтения великим создателем смыслов. Вместо такого центрального потока (пусть даже и широкого) существует множество каналов, по которым специализированные операции, протекающие в параллельных черных ящиках, осуществляют разные вещи, создавая множественные наброски… Последовательность действий этой машины (машины фон Неймана) задается не врожденной анатомической конструкцией, а итогом совместных действий этих специализированных каналов. «Специалисты», работающие в этой системе, – часть нашего животного наследия, возникшего не для того, чтобы совершать эти чисто человеческие действия.
Деннетт и его сотрудники рассматривают человеческий разум с двух возможных точек зрения: они видят мозг одновременно как своего рода компьютер и как результат эволюции животного мира. Человеческий мозг – это нечто большее, нежели компьютер, так как последний лишен сознания. Но ошибочно также считать человеческий мозг просто структурой, развившейся из первобытных ганглиев и примитивного мозга: между мозгом мартышки или собаки и мозгом человека существует огромная пропасть.
Ни один из этих подходов не позволяет объяснить чудо «Моны Лизы» Леонардо, девятой симфонии Бетховена или венецианских дворцов, а также появление теории относительности Эйнштейна или изобретение Фрейдом психоанализа. Как механистический, так и анималистический подход оказались бесплодными в попытках объяснить столь великие достижения человеческого разума и духа. Мы не машины, но и не простые животные.
Альтернативное объяснение заключается в том, что наши ментальные способности определены Богом. Господь дал нам то, что мы используем, принимая решения и создавая великие произведения живописи, возвышенную музыку, величественную архитектуру, прекрасную литературу, научные и математические теории. Наш невероятный мозг может делать все это, потому что содержит то, чего пока не обнаружила и не объяснила наука. Происхождение этой способности остается одной из самых сокровенных тайн.