– А поскольку Даниэлю все давалось легко, он кончает тем, что становится козлом?

– Не «кончает», Сэм. Он начинает козлом. Но к тому времени как он признаёт полную бездуховность своей жизни, у него остается еще много лет – быть может, полстолетия, – чтобы найти более достойное применение своим способностям. Какой потрясающий третий акт! Вы шутите? Да я с радостью пробыл бы козлом первые тридцать лет своей жизни, для того чтобы последующие пятьдесят быть мудрым!

Сэм не знал, как отнестись к такому признанию. В конце концов он просто обреченно покачал головой.

– На мой взгляд, все это ваше предположение – чистое безумие. Далеко не все жизни разыгрываются так. Например, лично мне не пришлось последние пятнадцать лет пьянствовать и попрошайничать, чтобы подготовиться к третьему акту.

Эйч Ти, внимательно слушавший его, открыл было рот, собираясь заговорить, но все-таки оставил свое мнение при себе, что было совершенно не в его духе.

– В чем дело? – спросил Сэм.

– Ничего.

– Говорите же! В чем дело?

Эйч Ти пожал плечами.

– Вы, если так можно выразиться, смешали яблоки с апельсинами. Только и всего.

– Это вы о чем?

– Последние пятнадцать лет у вас уже шел третий акт.

– Прошу прощения?

– Что я могу вам сказать? У нас есть ваше генетическое строение и профиль вашей личности. Мы знаем, как вас воспитывали, какое образование вы получили, как двигалась ваша карьера, и мы сопоставили все это с имеющейся у нас базой данных того, как складывается жизнь того или иного человека. Не вызывает никаких сомнений, что второй акт был у вас, еще когда вы учились в колледже.

– В колледже?

– Порой бывает и так, Сэм. Вы сами все рассказали в своей анкете. У вас было идиллическое детство в красивом доме в пригороде с летними поездками на море. Но затем ваш отец бросил свою работу инженером в крупной корпорации, купил медный рудник, перевез свою семью в Юту, и тут начались неприятности. Подождите. Как вы их описали? – Эйч Ти раскрыл зеленую папку и быстро нашел нужную страницу. – «Ни одно обещание полностью не выполнялось, ни один счет полностью не оплачивался, ни одна мечта полностью не осуществлялась».

– Я помню, что я написал.

Почувствовав по его тону, что он зашел слишком далеко, Эйч Ти принял более сочувствующий тон.

– За время учебы в колледже, Сэм, вам многое пришлось пережить. В то время как остальные заботились только о том, как бы выпить и потрахаться, вы помогали своему отцу договариваться с поставщиками, успокаивать рабочих, умолять банки, а в конце концов проходить через банкротство. И в процессе этого вам пришлось принять то, что человек, которого вы идеализировали всю свою жизнь, на самом деле оказался совсем не таким, каким вы его представляли. И после всего пережитого вы дали себе зарок никогда не ввергать свою семью в такие испытания. Вы прилежно учились, целеустремленно двигались вперед, старательно избегали любого риска, обеспечивая то, что ваши дети, когда они у вас появятся, будут расти на фундаменте финансовой стабильности. Вот почему вам нечего стесняться своего третьего акта, Сэм. Наоборот, вы должны невероятно гордиться тем, чего достигли.

И Сэм, возможно, ощутил бы хотя бы частично эту гордость, если бы Эйч Ти не упомянул о том, что он «старательно избегал любого риска». В отличие от большинства своих коллег Сэм никогда не стремился заняться куплей-продажей – устроиться в частную финансовую фирму или инвестиционный фонд, где жизнь и смерть аналитика определяются тем, какие рекомендации он дает своим клиентам, но зато есть возможность заработать настоящие деньги. Он даже не пытался сделать шаг вбок в той компании, в которой работал, перейти в быстрорастущие отделы новых технологий или телекоммуникаций. Пусть в коммунальных услугах все строго расписано и темпы роста невелики, как любил повторять своим клиентам Сэм, но зато здесь все предсказуемо и доход стабильный.

Однако хоть упоминание Эйч Ти об этих упущенных возможностях и укололо Сэма, это не шло ни в какое сравнение с тем, как больно его укололо осознание того, что в своей анкете для «Витека» он ни о чем таком не обмолвился ни словом. Если все это есть в его досье, значит, эту информацию выдала Анни, предположительно в качестве примера отсутствия у ее мужа честолюбия и силы характера.

Сэм покачал головой.

– Возможно, в ваших словах и есть доля истины, – наконец признал он. – Но я полагаю, нас с Анни ждет еще один акт.

– О, – ответил Эйч Ти, – я не говорил, что у Анни это третий акт. Мы убеждены в том, что у нее это еще второй.

Сэм хлопнул дверью своей новой машины. Точнее, попытался хлопнуть. Но дверь, как и двигатель, была настроена на то, чтобы работать гладко и бесшумно. Поэтому когда Сэм дернул ее на себя, она двинулась, приостановилась и закрылась с негромким щелчком.

– Твою мать! – бросил Сэм двери.

Он нажал кнопку включения, и двигатель ожил с едва уловимой дрожью. Словно в унисон у Сэма в кармане завибрировал телефон, сообщая о входящем звонке, предположительно от Анни или с работы. Не обращая на него внимания, Сэм включил навигатор.

«Куда собираетесь поехать?» – спросил тот.

– Дом двести десять по Восточной восемьдесят пятой улице.

«Следуйте по выделенному маршруту. Поверните направо на дублер и езжайте восемь миль до выезда на автостраду».

На выезде со стоянки перед «Витеком» Сэм притормозил, хотя машин на шоссе не было. Навигатор рассчитал, что домой он приедет в 19.34 – до ужина времени более чем достаточно. Однако Сэм вдруг ощутил желание повернуть налево и доехать до самого Ориент-Пойнт – чтобы посмотреть на тот домик у моря, который снимали на лето его родители до того, как отец ушел с работы, с корнем выдрал свою семью и перетащил ее на Запад.

Сзади Сэму посигналили.

Не включая поворотник, Сэм повернул направо и поехал обратно в город. Начался дождь.

Вдоль дублера, проходящего параллельно автостраде, тянулись столбы телефонной линии, по которой, вероятно, телефонные разговоры больше не передавались. Одно время это шоссе было главной артерией, ведущей из города в конец полуострова, но автострада превратила его во второстепенную дорогу, окруженную захудалым бизнесом. Так, Сэм проехал мимо мотеля, построенного в конце 1950-х, со стоянкой в три раза больше той, что требовалась сейчас.

Впереди Сэм увидел другое напоминание о лучших днях старого шоссе: бар, представляющий себя как «Наполовину полный стакан», с огромной неоновой вывеской, изображающей наклоненный стакан с мартини, над допотопной будкой телефона-автомата на обочине. Проезжая мимо, Сэм обратил внимание на то, что на дне стакана была неоновая оливка, теперь не горящая.

Сэм свернул к обочине; пропустив две машины, он развернулся в три приема и направился обратно.