Евгения подошла к двигателю и быстро поставила взрывное устройство. После взрыва Хлопушка уже никогда не сможет сделать нового скачка и никогда не догонит крейсер. Главное, чтобы ОНИ не догадались. Ведь достаточно включить двигатель на долю секунды и Евгения обратится в пепел, не успев выполнить приказ. Главное – включить и настроить взрыватель. Потом пусть включают двигатели, сделанного уже не поправишь. Еще несколько секунд…

ОНИ не догадались. Как, в сущности, глупы люди! Даже жаль их, им никогда не понять истины.

Евгения снова вошла в аппарат и отчалила, собираясь в обратный путь к крейсеру.

Снова включилась связь. Лицо Джулии было обеспокоенным. Подумать только, эта женщина когда-то была подругой. Но разве могут быть настоящие друзья в мирке людей?

– Евгения, что случилось?

– Все.

– Что значит все?

– Считайте секунды, осталось двадцать четыре, двадцать три, двадцать две, двадцать одна…

Одноместный аппарат отлетал все дальше и дальше. Вот Хлопушка стала лишь маленькой белой звездочкой – гораздо меньше и гораздо тусклее любой другой звезды.

– Три, два, один, ноль…

Возле белой звездочки вспыхнула еще одна красная. Все. Работа сделана на отлично. Можно возвращаться. Радар засек кусок Хлопушки, оторванный взрывом – металлическая гребенка пронеслась совсем рядом с огромной скоростью. Надо быть осторожнее. Так болит в груди. Это всего лишь два сломанных ребра. Если лететь без большой перегрузки, то два ребра не помеха.

Хлопушка снова садилась на Бэту, только в этот раз уже не было никаких шансов взлететь снова. Оставь надежды всяк сюда входяший, – подумал Орвелл. Ситуация была понятна. Евгению сумели схватить и промыли ей мозги – как раз это совершенно ясно. Хорошо еще, что она не уничтожила Хлопушку совсем. А вот с этим ясности не было.

– А почему, собственно, она этого не сделала? – спросила Кристи.

Все поняли, о чем она говорит.

– Потому что не было подходящего взрывателя, – ответил Гессе, – взорвать всю Хлопушку это не простое дело. Тут нужен аннигилятор. Но…

Он замолчал.

– Но у нее был подходящий взрыватель, она ведь собиралась взорвать крейсер.

– Значит, она его не использовала.

– Почему?

– Когда промывают мозги, ты о многом забываешь.

– Это значит, что аннигилятор остался на крейсере, подсуммиравала Джулия, – и это значит, что крейсер еще можно было бы взорвать, если бы…

– Вот как раз с «если бы» у нас и проблема.

Хлопушка грузно, со скрежетом и пылью села на Бэту, всего в нескольких метрах от места своего недавнего взлета. На Бэте дул ветер и нес сухие листья вперемешку с песком.

– Что-то погода здесь испортилась, похоже на осень, – сказала Кристи.

– Бархатный сезон, – ответила Джулия холодно, со звоном в голосе.

Кристи посмотрела удивленно, но не стала переспрашивать. Драконов лучше не дразнить.

Они снова установили экран и Джулия вышла во дворик. Мелкие песчинки, несомые ветром, лопались как мыльные пузырьки и создавали шум, напоминающий шум дождя. Вот и все, теперь нам не вернуться, – подумала Джулия и взвесила достоинства и недостатки такого положения. Конечно, Земля это родина, говорят, что за родиной тоскуют. Но Бэта лучше. Если бы мне дали выбирать, я бы осталась здесь. Здесь многого нет. Здесь еще все настоящее, или почти все. Здесь две женщины и десять мужчин. Кристи дурочка и дурнушка; я ей, пожалуй, отдам парочку стариков. А у меня будет отличный гарем. Мои петушки станут драться на смерть ради одного моего благосклонного взгляда. Что ж, это тоже вариант. Еще будет время продумать другие.

– Капитан, я хочу пойти погулять, – передала она.

– Мы не можем рисковать, не стоит.

– А плевать мне, я люблю бархатный сезон.

Ее выпустили и она пошла к морю. Все еще было тепло, но не так тепло, как раньше. А говорили, что на Бэте не бывает осени. Трава выгорела и пожелтела.

Дальние горы, казавшиеся раньше голубыми из-за расстояния (и только приглядевшись, глаз замечал их перенасыщенную зелень), теперь были банально серыми, будто облысевшими. Складки холмов напоминали складки кожи на теле некоего исполинского, невообразимо громадного чудища. Казалось, что чудище спит, но уже скоро проснется.

Она вздрогнула.

Что это еще за глупости? Горы не могут быть живыми, это только гранит и базальт. Нет ничего мертвее гранита и базальта. Они только похожи на живое тело и похожи лишь издалека. Она тряхнула волосами и продолжила спуск. Для кузнечиков она имела парализатор.

Два биоробота были, по крайней мере внешне, точной копией командира. Обоих звали Бужба; дла различения они отзывались на имена Б1 и Б2. Что означало слово «Бужба» никто не знал, это слово придумала бедная Евгения, сразу после того, как роботы были изготовлены. Слово понравилось и прижилось. Теперь Б1 и Б2 были готовы к работе. Предстояло съездить в подземный город и найти ту глубокую шахту, о которой еще нормальная Евгения успела передать. Если будет возможность, то спуститься в шахту и провести некоторые эксперименты. Разгадка уже была близка.

Гессе повел третий Зонтик к городу, взяв с собой двух роботов. Роботы были достаточно умны для технических целей, но не могли поддерживать светскую беседу.

Поэтому Гессе молчал. Роботы играли в шахматы и никто не мог выиграть – они были совершенно одинаковы и мыслили тоже одинаково. Но шахматы любили.

Они остановились у статуи сфинкса. Вход в подземелье был разворочен. По передней лапе сфинкса змеилась трещина.

– Материал? – спросил Гессе.

– Мрамор. – ответил Зонтик.

Ничего себе, вырезать такую махину из настоящего мрамора! Конечно красиво, но более бесполезной вещи я не встречал, – подумал он. Невдалеке стояли две фигуры: девочка и мальчик; обе оторванные от родного постамента и обе простирающие руки в никуда. Одна рука у мальчика отломлена. Наверное раньше они протягивали руки друг к другу, а теперь их бросили как попало.

Всепроникающая жестокость к бессловесному.

Но, – подумал Гессе, – ведь именно эти фигуры были в подземном городе, именно эти фигуры Зонтик разнес в пыль. Я же видел все это, я же четыре раза просматривал запись! Он так удивился, что не знал, что делать дальше.

– Это те же самые фигуры? – спросил он.

– Те же самые, – ответил Зонтик.

– Но ведь именно эти две фигуры ты разбил полностью, на мельчайшие осколки?

– Да, я разбил именно эти фигуры.

– Тогда почему же они целые? Их склеили снова?

– Их невозможно было склеить снова.