Мари остановилась в дверях и обернулась.

– Нет, это тебе нужно время. А мне нужен ты. И это то, чего ты не желаешь.

Найджел Рэйми был грузным мужчиной среднего возраста. Его каштановые волосы, теперь основательно поседевшие, были когда-то такими же, как у Мари, а голубые глаза оставались такими же яркими, как у нее. Он прибыл незадолго до полуночи в сопровождении высокого темноволосого человека, одетого в безупречный дорогой костюм, и одного из тех агентов ФБР, которые присутствовали при рассказе девушки.

– Где моя дочь?

Джизус сразу понял, почему мистер Рэйми имел в этом мире все, что хотел. Сила и власть, словно мантия, лежали на его плечах.

– Она в соседней комнате. Проходите. Я скажу ей, что вы уже здесь. – Бертон отступил в сторону, и трое посетителей прошли в квартиру.

Час назад Джизус заглядывал в ее комнату. Мари спала. Ее лицо было мокрым от слез. Сердце Джиса разрывалось на части. Не важно, что он говорил ей, но он не мог пережить разлуки с ней. Ему не терпелось взять ее на руки и утереть слезы. Он хотел сказать ей, что верит в их счастье, что верит в глубину их чувств. Джис желал сказать ей, что деньги ее отца не имеют никакого значения, что разница в их происхождении тоже не имеет ни малейшего значения, что помолвку с женихом можно расторгнуть. Вместо этого он молча стоял у ее кровати, а его слова умерли, так и не родившись.

Теперь он снова стоял у ее кровати.

– Мари!

– Джис? – Она потянулась, и на секунду ее лицо озарилось улыбкой. Потом она вспомнила, что произошло, и улыбка угасла: – Что случилось?

– Твой отец здесь.

Она вскочила, нервно провела рукой по волосам и поправила одежду.

– Я выгляжу нормально?

– Замечательно.

Она пересекла комнату, и Бертон последовал за ней на почтительном расстоянии. Он смотрел, как она прошла через холл и остановилась в дверях.

– Папа!

Они обнимались и плакали, и на своих щеках Джизус тоже почувствовал слезы.

Позже, когда они горячо и беспорядочно рассказывали друг другу о своих переживаниях, она вспомнила, что должна представить отцу человека, спасшего ее. Она встала и, стараясь казаться спокойной, взяла его за руку.

– Папа, это Джизус Бертон, человек, который спас меня. Джизус, это мой папа – Найджел Рэйми. – Потом обернулась к человеку в строгом костюме: – А это Кевин Пайк.

– Я думал, ты меня вообще забыла, – сказал Кевин ровным голосом. Он встал, пожал Бертону руку и обратился к Мари: – Ты не хочешь обнять меня и поцеловать?

Джизус почувствовал, что Мари смущена. Сделав над собой усилие, она отпустила его руку, покорно подошла к Кевину и поцеловала его в щеку. Бертон не выдержал и отвернулся.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить, мистер Рэйми?

– Спасибо, нет. Я хочу немедленно увезти дочь домой.

Кевин, держа девушку за руку, вел ее к дверям.

– Если вы не возражаете, – сказал он как-то по-детски, – мы с Мари уединимся на минутку.

Человек из ФБР тоже поднялся, собираясь уходить.

– Ну, все в порядке, – сказал он. – Я буду ждать вас на улице. – Он пожал Джизусу руку и исчез в дверях.

– Бертон!

– Да, мистер Рэйми. – Джизус смотрел на отца любимой, ожидая, пока тот заговорит. Все признаки его недовольства были налицо. Джизус понял, что сейчас ему предстоит выслушать целую лекцию.

– В ФБР посвятили меня во все детали дела Тали. Я понял, что вы и она очень близки.

– Это так.

– Вы любите мою дочь?

Это вопрос, на который было легко ответить.

– Да.

– Вы знаете, что она помолвлена?

– Знаю.

– Каковы ваши намерения?

Намерения? Он не знал, можно ли запутанный клубок не зависящих от него обстоятельств и бушевавших внутри него чувств назвать намерениями. Никогда прежде он так не сомневался в своих намерениях.

Прищурив глаза, Найджел Рэйми смотрел на него. Он, казалось, ясно видел происходившую в душе Бертона борьбу. Этот человек привык достигать намеченной цели.

– Что вы можете ей предложить, Бертон? Она никогда не будет счастлива с вами, – сказал мистер Рэйми, приняв окончательное решение. – Я не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарным, – продолжал мистер Рэйми, – но я желаю для своей дочери действительно того, что ей нужно. И чувство благодарности не должно мне помешать. Я хочу, чтобы она была счастлива. Она – самое главное в моей жизни.

– В этом мы с вами солидарны, не правда ли? – горько улыбнулся Джизус.

Рэйми хотел продолжить, но сбился и удивленно посмотрел на Джизуса.

– Папа. – Мари стояла в дверях, глядя только на Бертона.

– Ты готова? Мне хочется побыстрее забрать тебя домой, – сказал Найджел Рэйми.

Мари наблюдала за выражением лица Джизуса. Оно не оставляло ей никакой надежды. Непереносимое чувство разочарования охватило ее. Разочарования и сожаления. Она переживала, что не смогла заставить полюбить достаточно сильно. Что он был готов дать ей уйти из своей жизни. Что она всегда будет любить его. О последнем она сожалела больше всего.

Ей хотелось остаться помочь ему, дать Бертону последний шанс, но она знала, что это приведет только к поражению. Джизус должен все сделать сам. Она не могла за него выиграть это сражение.

– Она никуда не поедет, Рэйми. – Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. – Мари останется здесь и выйдет за меня замуж, как только мы сделаем все приготовления к свадьбе.

Казалось, опыт последних месяцев научил девушку держать себя в руках, но все уроки прошлого не смогли помочь ей сейчас. Она закрыла глаза, и слезы градом покатились по щекам.

– Черт побери! – После минуты изумления мистер Найджел Рэйми наконец обрел дар речи. – Посмотрите на нее, – гневно проговорил он. – Вы хотите добиться своего, воспользовавшись ее растерянностью. Натали, у тебя будет время подумать обо всем дома.

– Это касается только меня и вашей дочери, – твердо сказал Джизус.

Как бы сильно Мари ни любила Джиса, существовали вопросы, на которые она должна была получить ответ. Только тогда она могла быть спокойна. Она крепко закрыла глаза.

– Ты знаешь, что мой отец богат, как древний Мидас?

– Знаю.

– Ты знаешь, что я всегда делала только то, что хотела?

Джис мягко рассмеялся.

– И ты знаешь, что я могу быть упрямой и порой со мной будет трудновато? Почти так же, как с тобой.

– Открой глаза, Мари.

Она послушалась и заглянула ему в глаза.

– И ты знаешь, что ни на что на свете нет никаких гарантий? – прошептала она.